Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль

Кроме того, в британской общественности было распространено убеждение о том, что Лига Наций является «внепартийным» инструментом обеспечения мира, которая в случае необходимости образует фронт против всякого агрессора, и что для этой цели она должна быть в состоянии провести любые коллективные акции, включая и военные «санкции». Во всяком случае, так выглядел — это с особенным удовлетворением отмечал Черчилль — результат неофициального опроса населения под названием «Вотум мира», взбудораживший весной 1935 года не менее 12 миллионов британцев. Однако вся беда заключалась в том, что следующим агрессором, который должен был стать неотложной задачей, была не Германия, а Италия, именно Италия, на которую Черчилль возлагал такие большие надежды как на опору «Великого альянса», гаранта австрийской независимости и преграды на пути «немецкого продвижения на юго-восток». Последовательно по отношению к антигерманскому «Великому альянсу» и непоследовательно к идее Лиги Наций Черчилль прилагал все усилия, чтобы приуменьшить значение итальянской агрессии против Эфиопии, удержать Лигу Наций от санкций и создать компромисс, который в значительной степени удовлетворил бы требования Муссолини и снова ликвидировал трещину, появившуюся в англо-франко-итальянских отношениях. Но при этом он запутался в нитях «политики коллективной безопасности», в приверженности которой именно в предвыборной борьбе 1935 года громко клялись все партии. К тому же оказалось, что британская общественность не склонна одобрять интерпретацию Черчиллем устава Лиги Наций, согласно которой агрессором может быть только Германия. Она взбунтовалась и провалила предложенное сэром Робертом Ванзиттартом соглашение Хора — Лаваля. И без того не совсем откровенная политика санкций должна быть продолжена; пропасть между Италией и западными державами стала совершенно непреодолимой, несмотря на то, что в последующие годы из Лондона при настойчивой поддержке Черчилля не раз делались попытки восстановить отношения. Позиция Лиги Наций, чуждая, по мнению Черчилля, ее целям, впервые зародила в нем серьезное сомнение, удастся ли вообще использовать «Великий альянс» против Германии. Эти сомнения подтвердились после того, как разразившаяся летом 1936 года гражданская война в Испании пробудила недобрые воспоминания о «всемирно-революционной роли Коминтерна». Во всяком случае, Черчилль не только открыто заявил об официальной политике невмешательства британского правительства, но он был одним из немногих британских политиков, кто с самого начала открыто встал на сторону генерала Франко вопреки мнению значительного большинства английского народа, которое желало видеть в личности Франко мятежника, а в «красных» — легальное демократическое правительство. Черчилль упустил возможность присоединиться к одному из самых крупных народных движений этого столетия; в решающий момент он отвернулся от аудитории, которая хотела превратить «гитлеровскую фашистскую агрессию в Испании» в тест на коллективную безопасность. Здесь, как и в абиссинском вопросе, он действительно плыл против течения, скорее даже против «общественного мнения», чем против правительства, скорее против «коллективизма», чем против «пацифизма».