Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль

Было бы заблуждением видеть в британской интервенции в Греции первый симптом антисоветского курса. В соответствии с обоюдным соглашением Греция принадлежала к сфере британских интересов, и сначала не было никакого намерения открывать здесь новый фронт. Вся идея «балканского удара», с помощью которого Черчилль якобы хотел предупредить советское продвижение в Юго-Восточную и Центральную Европу, является продуктом более поздней корректировки истории. Насколько об этом сегодня можно судить, такая операция, невзирая на ее поддержку маршалом Тито, никогда серьезно не принималась во внимание. По признанию Черчилля, наиболее потенциально опасными зонами был район Средиземного моря, юг Франции, а также Италия; на эти регионы и была нацелена проведенная в ноябре 1942 года высадка войск в Северной Африке (операция «Торч»); здесь, в сфере итальянского партнера по оси, Черчилль усматривал «ахиллесову пяту» «европейской крепости». По этой же причине Черчилль не особенно противился операции «Оверлорд», проведенной на севере Франции. Он согласился на ее проведение после того, как была завершена техническая подготовка к этой самой трудной операции в истории войны, проходившей в 1944 году одновременно на суше и на море. Общее число потерь с британской стороны в период с 1939 до 1945 года составило приблизительно 265 000 человек убитыми; по сравнению с 900 000 погибшими в первой мировой войне стратегический план Черчилля, с точки зрения национальных интересов, как будто бы можно было считать оправдавшим себя. Несмотря на свой неоднократно демонстрируемый героический нигилизм, Черчилль — в отличие от Гитлера — старался но мере возможности сохранить свой народ. Однако, чтобы понять дальнейший ход европейской истории, нужно помнить, что основная тяжесть борьбы против Гитлера легла на плечи Советского Союза, что именно он ценой своих неслыханных жертв уничтожил немецкие армии и создал в Европе такую ситуацию, которая за столом переговоров могла получить только однозначную трактовку. То, что Советский Союз, опираясь на свои фактические и моральные права, решил заявить о себе как о могущественной европейской державе, стало проявляться с того момента, когда победа союзников была уже близка и вопросы послевоенного европейского устройства должны были в первую очередь обсуждаться на Тегеранской (1943) и Ялтинской (1945) конференциях.

Черчилль видел смысл этой войны не в чем ином, как в уничтожении Гитлера и разрушении державного статуса Германии в Европе. «Это та цель, — сказал он, — которая объясняет все остальное». Но его представления о послевоенном урегулировании были смутными и неопределенными. Под влиянием панъевропейской идеи какое-то время Черчилль склонялся к федеративным планам, в которых Великобритании и Британской империи предоставлялись большие возможности. Большие надежды он возлагал на возрождение Франции в качестве ведущей державы Западной Европы. От территориальных и националистических проблем он старался по возможности уходить. Пока Германия еще не была побеждена, он ко всем вопросам подходил с точки зрения их пользы для союзников, в критические моменты он не останавливался даже перед тем, чтобы дать обещание, которое он заведомо не мог выполнить; например, ирландцам и испанцам он пообещал учесть их интересы, хотя выполнить это Англия могла в столь же незначительной степени, в какой она могла учесть заявление лорда Бальфура, сделанное им в 1917 году[23]. Большую радость ему доставляло то, что он по-прежнему мог заниматься вопросами, связанными с делами «Великого альянса», которому он отдавал все свои силы и дипломатические способности. Этим планам должны были подчинить свои интересы и лондонские поляки, находившиеся в изгнании; за отказ от восточных областей он вознаградил их обещаниями выделить в виде компенсации области в Германии по Одеру и Нейсе. Гер-майская империя всегда представлялась Черчиллю «слишком обширной».