Читаем Франклин Рузвельт полностью

Уже в эти чрезвычайные дни проявилась важная особенность Рузвельта — соблюдая конституционные нормы в целом, не выходя за пределы американских демократических традиций, он не гнушался действовать в обход конгресса, который подчас вынужденно следовал за ним. Ни для кого в государственных верхах не было тайной, что помощники президента из «мозгового треста» ведут точный учет, как голосует тот или иной конгрессмен. Поддерживавший президентские инициативы мог рассчитывать на получение в близком будущем почетного назначения или рекомендации, голосовавшему против грозило (правда, не всегда — в этом деле Рузвельт был осторожен) политическое небытие. Это не было коррупцией, но какие-то элементы непотизма, покровительства удобным людям, разумеется, имели место. Да и, честно говоря, как без них обойтись в политике?

Помимо этого, многие законы, принятые в ближайшее время, носили общий характер, что позволяло быстро провести их через конгресс и в то же время давало президенту право толковать и применять их по своему разумению.

В результате важнейшие мероприятия «Нового курса» в своего рода скелетообразной форме были протащены через конгресс уже в первые сто дней рузвельтовского правления.

По требованию президента все банки страны были на четыре дня закрыты — объявлены «выходные дни», запрещен экспорт золота и серебра. Тотчас же внесенный в конгресс закон о деятельности банков в чрезвычайных условиях (текст существовал в единственном экземпляре, который зачитал клерк, а парламентарии вынуждены были воспринимать его на слух) провозглашал, что после «каникул» будут открыты только самые крупные банки, а Федеральной резервной системе (то есть министерству финансов) поручалось выпустить достаточное количество денежных знаков, чтобы обеспечить дальнейшую хозяйственную деятельность и не допустить паники.

Наспех избранный лидер демократического большинства палаты представителей Джозеф Бирнс предложил, чтобы время обсуждения закона было ограничено сорока минутами. Проявляя невиданное единодушие с ним, лидер меньшинства Бертран Снелл, также обретший свою должность за считаные минуты перед этим, заявил: «Наш дом в огне, и президент Соединенных Штатов говорит, что это путь, чтобы унять огонь»{284}. Законопроект стал законом даже менее чем за предусмотренные 40 минут. Вскоре Рузвельт написал Джозефу Кеннеди: «Мы держим пальцы крест-накрест (то есть верим в успех. — Г. Ч.) и надеемся сделать реальное дело, пока настроение страны и конгресса остается таким хорошим»{285}.

* * *

Через неделю после инаугурации, 12 марта, Рузвельт выступил с обращением к американскому народу не с официальной трибуны, а по радио. Его речь не походила на предыдущие радиообращения президентов с традиционными ораторскими приемами вроде повышения и понижения тона. Он сидел у камина и как бы вел задушевную беседу не с миллионами американцев, а с каждым из них в отдельности, говорил негромким голосом, не употреблял пышной риторики, как будто беседовал с друзьями или, по крайней мере, с хорошо знакомыми людьми.

Перед президентом стояли три микрофона, стакан с водой. Ф. Перкинс вспоминала: «По мере того как он говорил, он склонял голову, руки естественно двигались. Время от времени на лице появлялась улыбка, как будто он в самом деле сидел рядом со слушателями. Люди это чувствовали, и это привязывало людей к нему»{286}.

Первая беседа у камина, как стали называть такие президентские обращения, была посвящена краху банковской системы и чрезвычайным мерам, которые были приняты в связи с ним. «Друзья мои, я хочу на несколько минут занять внимание граждан Соединенных Штатов, чтобы поговорить о банках» — так он начал свое выступление{287}. Президент уверял американцев, что банки откроются в ближайшие дни. Первую «встречу» у камина он завершил словами: «В конце концов, в нынешней перестройке финансовой системы есть нечто такое, что важнее денег, важнее золота, — это доверие людей. Доверие и мужество — вот что необходимо для успешного осуществления нашего плана. Вы должны иметь веру, друзья мои, не ударяться в панику от слухов и догадок. Давайте объединимся, чтобы изгнать страх. Мы разработали механизм для восстановления финансовой системы. Теперь только вы можете поддержать его и заставить работать. Это ваше дело, друзья мои, — ваше в неменьшей степени, чем мое. Вместе мы обязательно добьемся успеха»{288}.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги