Читаем Франко полностью

Жена офицера, «благопристойная» дама общества, Анеля Ангарович («Для домашнего очага») ради наживы вербует крестьянских девушек и продает их в публичные дома. Перед тем как покончить самоубийством, она сама клеймит то общество, к которому принадлежит:

— О, как я презираю вас! Как ненавижу вас, вы, фарисеи, вы, лжецы и лицемеры! Самый презренный поступок, величайшая подлость — для вас ничто. Вас страшит только суд толпы, призрак ответственности. Хорошо скрытая подлость перестает быть подлостью, тайное преступление служит только доказательством отваги и ловкости!

Преступница еще более мерзкого типа —графиня Олимпия Торская («Основы общества»), у которой нет ни малейших нравственных устоев, развращенный и умственно неполноценный панич Адась чужды всех человеческих чувств, кроме жадности и стремления любой ценой удовлетворить свои изощренные страсти.

Эти ублюдки не остановятся перед зверским убийством, ограблением бессильного старика, им не страшен суд совести, а от суда человеческого они рассчитывают спрятаться под покровом ночной темноты и туманных законов.

И вот над землей снова занимается пасмурный день: «Земля угрюмо молчала, стараясь скрыть свое лицо холодным туманом...» Бр-р-р, как неуютно и страшно жить в этом мире хорошо замаскировавшихся подлецов, убийц, воров! Но ведь тьма не может царить вечно. Вот солнце пробивает сумрак и восклицает:

— Эй, мои золотые лучи! Идите вперед! Рассекайте эту мглу! Колите ее! Пронизывайте насквозь! Не дайте ей своей завесой окутать правду!

«Для домашнего очага» и «Основы общества» — вершина художественной прозы Ивана Франко, самые яркие и завершенные его романы. И не случайно именно в этих романах полнее всего сказалось благотворное влияние прозы Льва Толстого, вызывавшей всегда восхищение Франко. Как раз в эти годы им было опубликовано несколько статей о Толстом.

Франко писал:

«Словно яркий пламень, сверкает светлый, величественный облик человека, который ныне воплощает в себе почти все то, что есть в России чистого, идеального и симпатичного, который безусловно является совершенным олицетворением черт русского племени, черт, усиленных огромным поэтическим талантом».

Высокие достоинства таланта Толстого он видит в необычайно острой наблюдательности писателя и тонкости его психологического анализа, в пластичности описания среды, порою всего несколькими словами, одной верной чертой, в склонности к философствованию. «Что-то неуловимое, как бы некая прозрачная полумгла разлита в этих произведениях, какая-то атмосфера сладости и благоухания».

И далее: «Искание правды, естественности и простоты во всем, в людях и в природе, в делах и в слове, отвращение ко всяким броскам, к искусственным эффектам и кричащим контрастам, мир и гармония, строгая объективность изображения, проникнутая в то же время теплым сочувствием, горячей любовью к изображаемому, — вот характерные черты его творчества... Всюду бьется горячий живой пульс великой мысли и великой, всеобъемлющей любви поэта».

Все эти высказывания Франко о Толстом — подлинный ключ к пониманию собственных художественных, творческих исканий украинского писателя.

Как часто повторяет здесь Франко слова «пластичность», «гармония»! Он придавал этим качествам огромное значение. И в то же время понимал эти черты художественного изображения только в неразрывной связи с идеей, с общей целевой установкой писателя.

Поэтому чрезвычайно характерны наблюдения Франко по поводу романа «Анна Каренина»: «Представитель родового дворянства Толстой не в слишком выгодном свете изобразил сливки высшего общества в России... В ряде картин и лиц, необычайно пластичных, но вместе с тем написанных с изумительной сдержанностью и деликатностью, Толстой изобразил бездонную пустоту жизни этой столичной аристократии, всю ту атмосферу фальши, лицемерия, пустых слов и колких взглядов, которая с беспощадной неизбежностью принижает, опустошает, убивает умственную и нравственную сторону человека».

Именно эти черты художественного разоблачения — не только внешнего, но и внутреннего, психологического— характерны для романов Франко — и «Основ общества» и «Для домашнего очага».

Эти черты можно легко увидеть и в большом романе «Не спросясь брода» — над ним Франко работал в конце восьмидесятых и в начале девяностых годов. Роман остался неоконченным, но Франко опубликовал много отрывков в виде отдельных рассказов и психологических набросков: «Ворона», «Гений», «Дриада», «Гершко Гольдмахер», «На лоне природы», «Борис Граб», «Ворона и Вурдалак».

В центре романа молодой человек, демократ Борис Граб, образ до некоторой степени автобиографический. В ткань повествования введены некоторые эпизоды из гимназических и студенческих лет Франко.

Вместе с тем роман развивает линию бориславско-го цикла. Здесь упоминаются и некоторые знакомые читателю персонажи из бориславских рассказов и повестей. По-видим ому, все произведение мыслилось автору как широкое полотно, роман-хроника, не связанный единым стройным сюжетом, со многими действующими лицами из различных классов общества...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное