Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871

События достигли этой стадии, когда Бисмарк во время ужина с Мольтке и Рооном получил телеграмму Абекена из Эмса и увидел, что если чуть-чуть «подправить» сказанное Абекеном, который и так выражался достаточно резко, то упомянутый текст вполне сможет спровоцировать французов на объявление войны. Мольтке подлил масла в огонь своими заверениями, что Пруссия к такой войне готова, – он на самом деле поддерживал идею о том, что будет лучше вступить в бой именно сейчас, чем несколько лет спустя, когда французские военные реформы начнут приносить плоды. И Бисмарк поэтому решил «подправить» текст телеграммы. Ни о какой фальсификации речь не шла, но все же демарш Бенедетти был представлен слишком уж высокомерным, и несогласие короля принять его было вполне логичной на него реакцией. «Его Величество Король, – завершалась версия Бисмарка, – после свершившегося факта принял решение не принимать посла Франции и через адъютанта попросил передать послу, что Его Величеству нечего заявить послу». Это, как уверял Бисмарк свое окружение, произведет эффект красной тряпки на галльского быка. Уже несколько часов спустя специальный выпуск «Норддойче цайтунг» с помещенной на первой полосе телеграммой в версии Бисмарка продавался на улицах Берлина. И в качестве последнего штриха текст телеграммы разослали всем прусским представителям за рубежом с наставлениями о том, что они должны были сообщить правительствам стран, где были аккредитованы. Так что были использованы все средства для втягивания Франции в войну.

Эффект был для Бисмарка ожидаемым. И в Берлине, и в Париже собирались толпы, оравшие «На Рейн!». Прочитав телеграмму, Вильгельм I воскликнул: «Это – война!» Также отреагировали Оливье и Граммон. Война, по-видимому, была не столь отдаленной перспективой, раз Бисмарк сумел перетянуть на свою сторону короля в требованиях к Франции о «сатисфакции», но печальная ирония в том, что 14 июля, когда новости из Берлина достигли Парижа, во французском правительстве ненадолго возобладала сторона, ратовавшая скорее за мир. 13 июля собравшиеся на встречу министры впервые услышали об указаниях, которые Граммон отправил Бенедетти предыдущим вечером. И хотя они без особого энтузиазма одобрили их, все же решили внести дополнение следующего содержания: «Требование о гарантиях может быть и смягчено, и любая благородная инициатива будет приветствоваться». Было зачитано срочное послание от британского министра иностранных дел лорда Гренвиля, рекомендовавшего имперскому правительству выразить удовлетворение отказом Леопольда. Оно произвело надлежащее впечатление – и предложение об объявлении мобилизации было провалено, к великому огорчению Лебёфа, восемью голосами против четырех. Только когда на следующий день послание Бенедетти и сообщение о «Телеграмме Бисмарка из Эмса» добрались до Парижа и затем, сравнив их, министры в полной мере осознали внесенные коррективы Бисмарка, как и агрессивную их цель. После этого они единодушно высказались за мобилизацию, ив 16.40 были изданы соответствующие указы. После этого, поняв, что все не так просто, они в течение шести часов обсуждали обращение к Законодательному корпусу. Был составлен проект обращения, и Наполеон III подготовил письмо к Лебёфу с тем, чтобы тот затянул призыв резервистов. «Я сомневаюсь, – мрачно прокомментировала императрица, присутствовавшая на заседании Государственного совета, – соответствует ли это настроениям в палатах (то есть в Законодательном корпусе, Сенате и Государственном совете) и в стране». Обеспокоенный Лебёф грозился подать в отставку. Но в тот же вечер стало известно, что Бисмарк официально разослал текст телеграммы из Эмса правительствам государств Европы. Перед лицом такой провокации идеи достичь компромисса улетучились. К ночи французское правительство, как сам Бисмарк, приняло решение воевать.