Франко

— Нечего вам сгорать! Ко мне заходят только такие люди, которые слишком уважают и меня и вас, чтобы подумать что-нибудь неблагопристойное. А впрочем, чем может вам повредить, если какой-нибудь дуралей и подумает себе что-нибудь лишнее? Главное то, что вы моя муза, и своим благословенным появлением сейчас разрешили ту самую проблему, над которой я ломал себе голову с самого утра — и здесь, дома, и там, толкая на улице людей. Просто удивительно, что стоит мне вас увидеть или хотя бы прочитать от вас письмецо, как сразу же мои вдохновенные мысли летят с такой быстротой, что я едва их догоняю пером. И я становлюсь таким добрым, что, кажется, прижал бы к сердцу весь мир! Что это со мной? Скажите!

Климентина почувствовала себя еще более неловко. Что отвечать?..

— Так садитесь же скорее и пишите, — только и нашлась она сказать. — А мне все равно пора уходить.

Франко вдруг помрачнел, притих и стал смотреть куда-то вдаль. Чтобы несколько развлечь его, Климентина спросила:

— Когда же теперь побываете вы у меня?

— Когда прикажете — пришлите жемчужное письмецо! — оживился Франко. — А не пришлете — так и сам прибегу, когда станет мне невмоготу. Печальную душу явлюсь развеселить!

И потом добавил:

— Вот так бывает, пишу я к вам письмо рано утром, а около полудня шлю второе, а к вечеру и сам к вам примчусь, как слишком уж стоскуюсь по дружескому слову…

Приближалось одиннадцать часов — время отправления последнего почтового дилижанса на Желтинцы. Климентина торопливо распрощалась и ушла. Закрывая за собою дверь, она еще заметила, как Франко подбирал с полу увядшие веточки жасмина, ставил их в воду и тихо напевал про себя печальную песню.

Зима, зима, не заморозь меня…

Как-то вскоре после этого свидания Франко написал Климентине Попович стихотворение, озаглавленное им «Ответ»:

Милая девушка, вешняя ветка!
Взором и словом ты целишься метко,
В самое сердце, в тайник сокровенный.
Кто тебя встретит — полюбит мгновенно.

Но за правдивое слово не сетуй:
Будто на ощупь ты ходишь по свету,
Веришь — кто ждет твоей песни да взгляда,
Больше тому ничего и не надо.

Если, прельстившись твоей красотою,
Бросит борьбу он за дело святое,
Труд свой для тех, кто замученный стонет, —
Верь, мое сердце, любви он не стоит.

Если ж ему, кроме звонкого слова,
В жизни не дашь ничего ты иного,
В бой не проводишь и ран не обмоешь,
Верь мне — любви и сама ты не стоишь.

Твой жизнерадостный взгляд потускнеет,
Голос певучий и тот ослабеет.
Если жив мыслях и на сердце пусто,
Чем ты согреешь остывшее чувство?

С Ульяной Кравченко Франко познакомился заочно. Она обратилась к писателю с письмом, направив ему свои стихи и повесть «Марта».

Иван Франко сразу же ей ответил. И переписка у них завязалась так быстро и велась так интенсивно, что и месяца не прошло, как Франко откровенно писал Ульяне Кравченко о своем отношении к женщинам:

«Вы жалеете меня за то, что я будто бы от разочарования пишу о «сожженных крыльях» и оттого, что затаил озлобление против любви и т. п. Нет, любезная сударыня, мое разочарование здесь совершенно ни при чем, и у меня нет причин озлобляться против любви, — совсем наоборот, минуты, в которые я любил, то есть любил не «всех людей», как Вы говорите, а одного человека, точнее — одну женщину, являлись, может быть, самыми прекрасными в моей жизни, жаль только, что это были вместе с тем минуты самой острой боли, какой мне не приходилось испытывать никогда прежде, а не чистой радости. Это несколько длинная история, и нехорошо к ночи вспоминать, да и в груди начинает что-то болеть, — так я и не стану докучать Вам своим рассказом…

Разве это редко бывает, что женщина какая-нибудь мне понравится — и время тратишь, и разговариваешь о том и о сем, — а только присмотришься поближе — просто кукла… И сразу наступает разочарование…

Я понимаю любовь, но: 1) только по отношению к человеку, с которым я могу найти общие интересы, с которым я мог бы вместе трудиться и учиться, и 2) понимаю любовь не как главную цель, а как украшение жизни».

В середине декабря Франко приехал сам в Бобрку, где учительствовала Ульяна Кравченко, чтобы лично познакомиться с «панной Юлией».