Франкский демон

Балиан понимал, что Эрнуль не врёт и ни в коем случае ничего не путает, и всё же никак не мог поверить в гибель иерусалимского сенешаля: одно дело смерть в бою, от меча сарацина, но быть зарезанным в христианском городе после ужина с друзьями, это уже чересчур.

— Ассасины? — почти без сомнения проговорил барон. — Их рук дело?!

— Нет, — покачал головой Эрнуль. — Фидаи не стараются скрыть своей причастности к убийствам, которые совершают. И уж во всяком случае они не грабят своих жертв.

Выводы хрониста представлялись вполне резонными; кроме того, у исмаилитов из гор Носайри, чьи владения соседствовали с землями графа Триполи и князя Антиохии, было как-то не в обычае убивать христианских магнатов. Ассасины вообще давно уже не доставляли хлопот франкам; по крайней мере, с тех пор, как двадцать два с половиной года тому назад группа фидаев зарезала отца нынешнего правителя Триполи, графа Раймунда, от рук их не пострадал ни один барон Утремера.

— Правильно... — Балиан кивнул. — Нынче им не до нас. У Рашиддина противник посерьёзнее — сам великий визирь Египта... Надо сказать графу! Чёрт побери! Нас ведь могут обвинить в убийстве! Бальдуэна, меня и графа! О дьявол! Чёрт! Почему это случилось именно сейчас?! Почему вы с Рауртом не проводили этого чёртова сенешаля?!

Слуга, вне сомнения, чувствовал себя виноватым.

— Он не пожелал, — со вздохом проговорил Эрнуль и, не выдержав, добавил с досадой: — Зачем я только согласился помочь шевалье Раурту?! И зачем мы послушались сира Милона?! Нам надо было просто отстать и ехать сзади, и он был бы теперь жив! Отчего Господь не вразумил нас поступить подобным образом?!

Раймунд Триполисский узнал «приятную» новость практически одновременно со своими товарищами. Граф пришёл в ярость, велел немедленно вызвать к себе Вестоносца для допроса. Допрос ничего не дал, показания Раурта и Эрнуля сходились. Впрочем, граф не видел особых причин сомневаться в правдивости слов рыцаря, в то же время Балиан мог поклясться на кресте, что верит Эрнулю, как самому себе. Следствие закончилось, не успев начаться.

Крайне раздосадованный регент Иерусалимской короны, оставив доукомплектование контингента добровольцев и мероприятия по розыску убийц на совести Ибелинов, проклиная себя за задержку и ненужное благодушие, немедленно отбыл из Акры в Триполи, чтобы как можно скорее выступить на помощь губернатору Алеппо.

Раймунд собрался столь резво, что далеко не все его рыцари успели за ним. Одни, такие, как Раурт Вестоносец, отстали ненамного и нагнали графа в полулье от Акры на дороге в Тир, другие подтянулись к вечеру, чуть не загнав коней.

V

Едва начало светать, в самом начале нового дня, когда ночная стража на башнях Акры сдала свою вахту отдохнувшим товарищам, в каморке одного из расположенных поблизости от гавани зданий, в районе, населённом моряками, контрабандистами, проститутками и прочими тёмными личностями, которыми испокон века кишмя кишит любой большой портовый город, пробудились двое товарищей. Внешний вид этих господ не позволял отнести их к числу добропорядочных граждан, которым в данный момент полагалось находиться в соборе, а не нежиться в постели; в общем, можно с уверенностью сказать, что они были тут вполне уместны[20].

Одного из них, неаполитанца, высокого и худого, с лицом, поросшим пегой клочковатой бородой, звали Марко по прозвищу «Сен-Эспри», или «Дух Святой», второго, уроженца Амальфи, приземистого чернобородого крепыша с рассечённой верхней губой, — Губастый Бордорино.

Легли они поздно и, раз уж не пошли молиться, вполне могли бы, казалось, позволить себе поспать вволю, тем более что работу свою Дух и Губастый выполнили, а значит, как любой честный труженик, заслужили отдых.

Хотя, возможно, именно это обстоятельство и заставило их подняться пораньше; клиент выдал им щедрый задаток, теперь оставалось произвести основной расчёт, а ведь куда спокойнее, когда денежка при тебе, в кошеле на поясе или, что ещё лучше, за пазухой. Дух и Губастый, конечно, приняли свои меры предосторожности, но, несмотря ни на что, волновались, особенно амальфиец.

— Он обещал быть с первой стражей, — с беспокойством вглядываясь в рассветную муть за маленьким оконцем, проговорил Бордорино. — Народишко уже давно из собора вернулся, а его всё нет. Неужели удумал обмануть? Как мыслишь, приятель? Не проглядел его твой Барнаба?

Дух покачал головой:

— Барнаба не проглядит.

— А как уснул? Он ведь ещё щенок. Что, если задремал, а тот тем временем смылся?

— Нет, — только и изрёк немногословный Марко. — Я не давал ему жратвы два дня, а голод и завзятого соню сделает лучшим из стражей. Когда кишки сводит, не заснёшь.

Губастый не нашёл, что возразить. Примерно десяти- или одиннадцатилетний мальчишка-сирота, исполнявший при особе неаполитанца роль слуги, действительно получил от хозяина задание следить за заказчиком.