В результате фашистская Испания при всей своей симпатии к странам «оси» так и не вступила в войну: слишком велик был риск. По темпераменту Франко был очень осторожный человек, типичный «гальего»[163]
, или, как сказали бы в Соединенных Штатах, «человек из Миссури». К тому же у него не было иллюзий относительно слабости и истощения, которые принесли Испании предшествующие три года ужасной гражданской войны. Он не имел никаких иллюзий относительно продолжающегося глубокого разделения, которое охватило всех испанцев, и сознавал опасность, которой может подвергнуться недавно установленный и все еще неустойчивый режим, если он совершит в корне непопулярную акцию. «Он знал, что подавляющее большинство испанского народа хочет мира, а не войны, все равно — гражданской или внешней»[164], — писал посол США Хейс. А поэтому «испанское правительство, не желая вступить в конфликт официально, объявило о создании добровольческого соединения, которое должно было сражаться рука об руку с немецкой армией на Востоке»[165], — замечает английский историк С. Пейн.Испанское добровольческое соединение, известное в истории второй мировой войны как «голубая дивизия»[166]
(поскольку идея создания дивизии принадлежала лидерам фаланги, ее и стали называть «голубой»: голубые рубашки и красные береты были обязательной формой фалангистов), было сформировано в самые сжатые сроки. Была развернута гигантская пропагандистская кампания, и в телеграмме от 4 июля 1941 г. германский поверенный в делах Геберлейн сообщил в Берлин: «На призыв к вербовке в «голубую дивизию» откликнулись в 40 раз больше добровольцев, чем это было необходимо. Сегодня окончательный выбор проведут все штабы корпусов»[167]. Местом сбора завербованных в «голубую дивизию» стал Ирун, расположенный около испано-французской границы. Геберлейн отмечал, что отправка дивизии в Германию начнется, «возможно, на будущей неделе». В составе дивизии — 641 офицер, 2272 унтер-офицера и сержанта, 15 780 солдат. Дивизия имеет три пехотных полка, четыре артиллерийских батальона, батальон разведки, саперный батальон, противотанковый батальон, батальон связи, медчасть и штабной дивизион[168]. Эскадрильей «Сальвадор» командовал Анхель Салас Ларрасабль. Статс-секретарь МИД Германии Вейцзекер еще 3 июля сообщил Геберлейну, что правительство рейха «с радостью» примет испанских добровольцев всех трех видов вооруженных сил (армии, флота и авиации), а также фалангистов и надеется, что они составят объединенное в единое целое испанское формирование под испанским командованием, но входящее в вермахт[169].Единственно, что, пожалуй, вызвало уже тогда серьезную озабоченность германских официальных лиц, причастных к созданию «голубой дивизии», была степень ее политической «благонадежности». Вопрос об этом встал сразу же, как только части дивизии начали следовать по пути на Восток через Германию, и гитлеровцы смогли познакомиться с ними. В телеграмме от 20 августа гитлеровский дипломатический чиновник с тревогой сообщил из Берлина, что, по имеющимся сведениям, коммунисты пытаются проникнуть как во французские (фашистские), так и испанские добровольческие формирования с целью перехода к русским. По полученным им сведениям, «коммунистические элементы» находились преимущественно в войсках Испанского Марокко[170]
.В своем ответе 21 августа Шторер сообщил в Берлин о мерах, принятых для предупреждения коммунистического «проникновения». «Голубую дивизию» составят преимущественно военнослужащие регулярных войск, «марокканцы» приниматься не будут. И главное: при соблюдении правила (основное условие вступления в дивизию) наличия у военнослужащих не менее чем десятилетней военной выслуги, коммунистическое проникновение окажется едва ли вероятным. И поскольку дивизия теперь в Германии, Шторер советовал поручить все дальнейшее расследование германской службе безопасности[171]
. Еще ранее, в приведенной выше телеграмме от 3 июня, Вейцзекер обратился с просьбой не принимать в дивизию русских эмигрантов.К середине июля испанские «добровольцы» были готовы к походу на Восток, 30 июля первые испанские летчики приземлились на аэродроме Темпельгоф в Берлине. Им была устроена помпезная встреча, которая однако не обошлась без конфликта, досадного для организаторов этого «тоталитарного торжества»: оркестр воздушных сил с большим подъемом исполнил гимн. Летчики удивленно крутили головами: вместо привычного официального гимна франкистской Испании они вдруг услышали полузабытую мелодию государственного гимна Испанской Республики[172]
.