Рожденный и воспитанный в обстановке постоянных интриг и вероломства, юный Людовик, обладавший живым характером, пытливым умом, наблюдательностью и редким упорством, как губка вбирал в себя все окружавшее и делал немедленные выводы. С детских лет познав цену «феодальной верности», свидетель бесчисленных ложных клятв, маскировавших предательство, он рано усвоил и навсегда сохранил в себе лицемерие и неразборчивость в средствах ради достижения цели, а целью была абсолютная власть. В 1440 году семнадцатилетний наследник престола принял участие в «Прагерии» — мятеже, поднятом против Карла VII крупными феодалами. Мятеж был быстро подавлен, а своего сына король сослал на 15 лет в провинцию Дофине. Позднее, обвиненный в отравлении королевской фаворитки, Людовик оказался вынужден бежать к своему дяде, герцогу Бургундскому Филиппу Доброму — старому сопернику французских монархов. При бургундском дворе дофин прожил несколько лет, вплоть до смерти отца, с которым он так и не помирился. Герцог Бургундский рассчитывал сохранить влияние на племянника, но просчитался. Едва Людовик вступил на престол (1461), как сразу же взялся за реализацию своей программы, сложившейся у него в предшествующие годы. Речь шла о полной перестройке общества и государства, ликвидации феодальных порядков, предельной централизации страны в ущерб крупным сеньорам и под эгидой единого правителя — абсолютного монарха. Впрочем, описание феномена Людовика XI выходит за рамки нашего очерка; для Вийона, как показал Фавье, вступление на престол нового короля ознаменовалось освобождением из мёнской тюрьмы, но уже через два года (1463) поэт навсегда исчез со страниц истории, и оказался ли он свидетелем преобразований нового короля или умер, так и не соприкоснувшись с ними, остается неизвестным.
В заключение несколько слов о настоящем издании книги Ж. Фавье. Предыдущее (1991 года) нельзя назвать удачным: оно изобиловало неточностями и ошибками, иногда — грубыми. В издании не было иллюстраций и отсутствовала составленная автором хронологическая таблица, необходимая для книг такого рода. Ныне все эти дефекты устранены. Перевод выправлен и приближен к подлиннику. В приводимую в конце книги хронологическую таблицу внесены некоторые необходимые для издания на русском языке исправления и дополнения. Полностью приведена библиография из французского оригинала, а также дана краткая библиография на русском языке. Особо хочется отметить, что настоящее издание снабжено необычайно интересными и редкими иллюстрациями, отражающими различные аспекты жизни Франции в XV веке. Мы уверены, что обновленный «Франсуа Вийон» найдет своего читателя и не залежится на полках книжных магазинов.
Я ЗНАЮ ВСЕ, НО ТОЛЬКО НЕ СЕБЯ…
5 января 1463 года. Три дня на то, чтобы убраться из Парижа. Это единственное, чего удалось добиться мэтру Франсуа де Монкорбье по прозвищу Вийон, которого приговорили накануне к казни через повешение за то, что каким-то образом он оказался причастен к одному скверному делу, во время которого пошли в ход ножи. И вот 8 января, в самом начале того года, о котором нотариус Жан де Руа сообщает, что он «не был отмечен ни единым примечательным событием», Вийон навсегда вышел из истории.
И вошел в легенду. Его приговорили к изгнанию сроком на десять лет, так что в 1473 году он мог бы вернуться. Однако к этому времени в городе никто о нем уже не вспоминал. Поэтому, когда в 1489 году книготорговец Пьер Леве опубликовал «Большое и Малое завещания Вийона и его баллады», в Париже не нашлось ни одного человека, способного похвастаться личным знакомством с уже знаменитым поэтом. А ведь если в ту пору он еще не умер, ему было всего каких-нибудь шестьдесят лет.
Поэт сам рассказал о своих физических страданиях, явившихся следствием тяжелой жизни, лишений и нескольких тюремных заключений. Тот Вийон, который торжествует над своим тюремщиком — «Разве я был не прав?», — ничуть не похож на прощающегося с жизнью человека, хоть накануне он действительно был в самом жалком состоянии духа. За тридцать два года жизнь здорово потрепала этого озорника. Кстати, о жизни Вийона поведал нам летописец по имени Франсуа Рабле. В выправленной им в 1550 году четвертой части «Пантагрюэля» Рабле рассказал, что автор «Завещания», поселившись «на склоне лет» в расположенном в Пуату местечке Сен-Максен, сочинил «на пуатвенском наречии мистерию Страстей Господних», какие пишут, дабы повеселить народ на ярмарке.
Вийон в роли постановщика был столь же неординарен, как и в роли автора «Страстей Господних», написанных для деревенских подмостков. Легко себе представить, что он вполне мог стать зачинщиком какого-нибудь скандала. А ведь в сцене, где загримировавшиеся под чертей сен-максенские селяне наказывают брата Этьена Пошеяма — ризничего францисканского ордена, монаха, скорее всего, обязанного не только своим существованием, но и именем сочинительскому дару Франсуа Рабле, — речь идет именно о скандале.