Франсуа Вийон

Он болен. Он сторонится людей. Служащие Шатле не забыли его имени, но теперь тут некому защитить его: Робера д'Эстутвиля здесь больше нет. Новый прево, Жак де Вилье, сир де л'Иль-Адам, - из тех, кому недостаточно хороших стихов, чтобы выиграть обреченное дело. Лейтенант уголовной полиции теперь Мартен Бельфэ, человек безжалостный; Вийон, насмешничая над ним, своим возможным палачом, вывел его в "Завещании". Поэту нужно остерегаться этих людей. Но надо жить, а рассуждать да морализировать - этим не прокормишься.

Что у него на совести теперь, в октябре 1462 года, когда он, Франсуа Вийон, вновь оказывается в Шатле? Вина невелика - воровство. Грех небольшой, и Вийона быстро освободили бы, дело осталось бы без последствий, если б у судьи была короткая память. Но ведь нашли наконец одного из участников грабежа Наваррского коллежа!

Будучи в ладу с правосудием по делу, приведшему его в мёнскую темницу, Вийон и теперь был бы лишь вором в бегах, которого не слишком усердно разыскивают, но тем не менее разыскивают, как соучастника в деле ограбления Наваррского коллежа. Послали за мэтром Жаном Коле, главным попечителем теологического факультета. Извлеченный из своей камеры, поэт признается наконец в краже, про которую почти забыл.

Как и следовало ожидать, факультет препятствует освобождению вора, а судейский крючок записывает это в своей книге. Франсуа Вийон снова должен предстать перед Мартеном Бельфэ, чтобы рассказать о ночной вылазке и ограблении Наваррской ризницы.

Магистрам нет нужды держать долго в тюрьме поэта. Вийон плохо себя чувствует. Лысый, исхудавший, так что на него и смотреть-то страшно, он надсадно кашляет к тому же. Его участие в наваррской краже не доказано окончательно, так что на виселицу посылать не за что. Факультет предпочитает договориться полюбовно: пусть виновный возместит ущерб и идет куда угодно.

В первые дни ноября 1462 года судебный писец, им тогда был Лоран Путрель, отмечает в своей книге, что принято следующее решение в отношении Вийона: он должен выплатить сто двадцать экю в течение трех лет. Уличенный в краже поэт, освобожденный до времени, имеет в своем распоряжении три года, чтобы найти сто двадцать экю - больше, чем он когда-либо зарабатывал, а иначе ему предстоит вернуться в тюрьму. Три года, прежде чем вновь стать заключенным и каждый день с надеждой опускать на веревке корзиночку между прутьями своего узкого оконца. Заключенный счастлив, когда какой-нибудь парижанин сочтет возможным положить в корзинку несколько медяков или несколько ломтей хлеба, а такие корзинки постоянно свешиваются со стен Шатле или Фор-л'Евек.

"Новое" экю Людовика XI составляет 27 су 6 денье, а 120 экю составляют 165 ливров, то есть сумму, получаемую за сдачу внаем в течение двадцати лет удобно расположенного, где-нибудь в центре Парижа, на мосту Парижской Богоматери, торгового дома. В этом же ноябре месяце 1462 года на Гревской пристани за эту цену продают двадцать мюидов вина из Ванва или Мёдона или восемь-десять мюидов превосходного бургундского вина. От пятидесяти до ста гектолитров красного вина - так что можно содержать таверну.

Всей обстановки в доме бедного Вийона не хватило бы для уплаты долга. Его добротная кровать с матрацем, подушка, валик, скамеечка стоят вместе самое большее два экю. Да еще найдет ли он по выходе из тюрьмы принадлежащую ему кровать?

Полюбовная сделка, заключенная между факультетом и вором, - обман. Магистры никогда не увидят цвет новых экю, этих прекрасных, почти чистого золота монет достоинством в 23 1/8 карата - чистое золото содержит 24 карата, - а в парижской марке содержится 71 такая монета. Они не увидят этих ста двадцати монет с тремя королевскими лилиями, увенчанными короной, экю с ободком.

Что касается Вийона, то у него есть три года, чтобы исчезнуть. По правде говоря, возможно, на это рассчитывало и доброе университетское общество... Не держать неизвестно зачем в тюрьме поэта, но и не видеть его больше!

И тут-то новая неудача постучалась в дверь поэта, который на этот раз уже ничего не смог сделать. Месяц минул с тех пор, как Вийон вновь вернулся в квартал школяров. Нашел ли он какое-нибудь занятие себе? Маловероятно. Он опять водворился в парижском обществе. И прятаться не стал.

Трудно было бы предполагать, что перед ним откроются все двери. Если он хочет кормиться на даровщинку, тут уж не до того, чтобы выбирать друзей.

Однажды декабрьским вечером 1462 года он постучался к Робену Дожи, школяру без прошлого, у которого в этот вечер нашлось чем поужинать. Дожи жил на улице Паршминри, возле Сен-Северен, недалеко от улицы Ла Арп. В доме с вывеской "Повозка" у него была убогая комнатенка, но хозяин гостеприимен: Дожи добряк и у него много друзей. В тот вечер вместе с Вийоном там оказался один добрый малый по имени Ютен дю Мустье и один школяр буйного нрава по имени Роже Пишар.