Франсуаза Саган

«Тебе надо только научиться поворачивать!» — подтрунивал над ней Куарэ со свойственной ему мягкой иронией. Он родился в Бетюне, в Па-де-Кале, 26 августа 1900 года в семье гражданского инженера, происходившего от потомков испанских завоевателей Карла V, и наследовал их иберийскую гордость, которая придавала дополнительный оттенок его благовоспитанности и некоторой надменности. Его речь отличалась меткостью определений, он мог задеть за живое насмешкой, часто довольно колкой. В самом деле за видимой холодностью и изысканным зубоскальством пряталось нежное и великодушное сердце.

Его чувство юмора можно оценить по истории, которую рассказывает Франсуаза Саган:

«Опаздывая к обеду, отец входит, весело напевая: “Я несусь галопом… галопом… галопом!” Но внезапно по ошеломленным взглядам сидящих за столом понимает, что ошибся этажом. Тогда, нисколько не смущаясь, он поворачивается и удаляется со словами: “Я возвращаюсь галопом… галопом!”»

Он умер от сердечного приступа 2 января 1978 года, оставив в памяти тех, кто его близко знал, образ человека блистательного ума, о котором продолжали говорить, даже не будучи уверенными в возможности однажды постичь обаяние его личности и разгадать вполне смысл его шуток. Его близкий друг, инженер-автомобилист Жан-Альбер Грегуар, один из первых разработчиков конструкции передней тяги, описывает в одной из своих книг [77]завтрак, на котором они оба присутствовали:

«Хозяин с холодным видом пренебрегал задачей создания застольной атмосферы. Скромное угощение также ей не способствовало. Куарэ попытался спасти положение, рассказывая истории, в чем он был большой мастер. Я часто думал, что дар воображения Франсуаза Саган унаследовала от отца, который вполне мог бы блеснуть в сатирическом романе…»

Детство

«Через пятнадцать лет, немного пресыщенную, меня потянет к привлекательному человеку, также слегка утомленному жизнью. Мне нравится воображать лицо этого человека. У него будут такие же маленькие морщинки, как у моего отца…» Знойным летом 1953 года Франсуаза предается прелестной неге, и пустынный Париж, изнывающий от августовской жары, вторит своим дыханием ее счастью. Как приятно работать в одиночестве над рукописью в пустой квартире на бульваре Малешерб, куда проникают лишь слабые отзвуки города. Ей нравится образ Сесиль, которой она дала имя одной из своих племянниц, и ее история про сорокалетнего отца быстро летит вперед строка за строкой.

Вечером, когда ее собственный отец машинально спросит: «Слушай, ты не слишком скучаешь?» — она ответит, вспомнив этот день одиночества перед пишущей машинкой: «Скучаю? У меня просто потрясающие каникулы!» Пьер Куарэ устроил семью в Ландах, где после отъезда из Сен-Марселена он каждое лето арендовал виллу, иногда в Кап-Бретоне, иногда в Оссегоре. На вилле Мари-Клер или на вилле Лойла — каникулы текли спокойно и однообразно — оба дома представляли собой классический образ пристанища, куда устремлялись на автомобилях горожане, бегущие от суеты к уединению.

Куарэ выбрали баскский берег, живительный климат которого был полезен Франсуазе, выглядевшей ослабленной. Но за этой хрупкостью маленького птенчика крылась невероятная энергия и сила воли. На вилле Лойла на улице Гольф в Оссегоре, которую они сняли вновь в 1954 году,

Пьер Куарэ ощущал себя счастливым отцом, видя за завтраком на террасе загорелую Кики. 1 августа он готовится отправиться в Париж по делам. Оставив службу на заводе по производству электроэнергии, он нашел работу на американской фирме, которая доверила ему управление шлифовальным заводом в Аржантейле, где дети Куарэ и их друзья играли в полуразрушенных нежилых зданиях, в изобилии разбросанных по округе.

— Я еду с тобой, — сказала ему Франсуаза.

— Что такое? Тебе не нравится в Оссегоре?

— Да нет, дело не в этом.

Часом позже Франсуаза, одетая в легкую юбку и полосатую блузку, с саквояжем из рыжей кожи в руке, который она только что получила в подарок на свое восемнадцатилетие, садится рядом с отцом в черный «бьюик», оставляя окружающих в недоумении по поводу своего внезапного отъезда. Она обеспокоена, чем — по ее загадочному виду судить сложно. Спрашивать было бы бесполезно, она не любит откровенничать. Даже в самом нежном возрасте Кики скрывает малейшую боль, самое ничтожное огорчение. В Кажарке, когда ей было одиннадцать лет, она подняла на ноги всю семью, которая ее разыскивала несколько часов. Ее нашли, когда уже стемнело, на дне ямы в руинах замка, стоящую на коленях — в мужественном ожидании она так и не осмелилась позвать на помощь.

Страсть к опасностям и эта удивительная стойкость характеризуют сильную личность Франсуазы, которая умела скрывать гордость за внешней беззаботной веселостью. В возрасте, когда девочки обычно заняты кукольными играми, она разгуливала вся в ссадинах и шишках. В этом хрупком теле таилось железное упорство. «Это настоящая крестьянка», — говорит ее давний друг журналистка Моника Готье, объясняя жизнестойкость Франсуазы, которую не могли сломить даже следовавшие одна за другой неудачи.