Франсуаза Саган

Им станет «Голубой папоротник» по ее новелле «Бархатные глаза», где действие происходит в замкнутом пространстве гор и показаны отношения двух пар и сторожа шале. Эта психологическая драма была снята в Межеве летом 1975 года с участием Фабиана, Жан-Марка Бори, Жиля Сегаля, Каролины Целлье и Франсиса Перрена. Очень смущенная Франсуаза только через неделю смогла освоить ритуальные «Мотор» и «Стоп». Она была заснята операторами, которых она угощала в благодарность за их труд, с уважительной осторожностью смотрящей в камеру.

«Есть тридцать человек, бесконечно вам преданных, — говорит она, — мы развлекаемся как сумасшедшие, смеемся, много гуляем, снимаем…» Выход нерекламировавшегося фильма в мае 1977 года на фестивале в Каннах остался практически незамеченным. В любом случае критика отнюдь не призывала смотреть «Голубой папоротник», объявленный позднее в киноклубе «Антен 2»: Саган в качестве режиссера оценили как не оправдавшую надежд. «Может ли она научиться этому новому ремеслу? Должна ли она ему учиться? — задается вопросом «Круа». — Я ей этого желаю. Ответ в следующем фильме. Если он будет. Но почитайте “Бархатные глаза”: это прекрасно, я бы сказал, как кино».

Вопросы доверия

«Я поеду в Канны как простая зрительница, с тем чувством, какое испытываешь, когда хочется пойти в кино». Это значило проявить элементарное благоразумие, но, произнеся это[366], Франсуаза во многом заблуждалась. Нельзя безнаказанно быть президентом жюри Каннского фестиваля — она заняла этот пост по случаю тридцать второго издания ее книг, с 10 по 24 мая 1979 года.

В день инаугурации романистка в длинном платье, рядом с Жан-Филиппом Лекатом, тогдашним министром культуры, Робертом Фавр-Лебре, президентом фестиваля, и своим другом режиссером Жюлем Дассеном, не подозревает еще, в какую ловушку она попала. Ее короткометражка «Еще одна зима» в секции «Угол зрения» была встречена аплодисментами коллег по жюри, приглашенных на просмотр. Среди этих людей она чувствовала себя замечательно, никто не оспаривал ее права выбора обладателя Пальмовой ветви.

Такое соревнование, как Канны, предполагает коммерческие игры и систему своего рода скрытых влияний. Она была покорена фильмом Фолькера Шлендорфа «Барабан» и с радостью обнаружила, что большая часть жюри была с ней согласна. Франсуаза собиралась короновать фильм немецкого режиссера, когда произошел неожиданный поворот в пользу «Апокалипсиса сегодня» Фрэнсиса Форда Копполы, совершенно ее ошеломивший.

Имело здесь место давление или нет, она расценила это как интригу Роберта Фавра-Лебре и решила покинуть фестиваль, хлопнув дверью. Ее с трудом уговорили, и она приняла участие в последнем голосовании: пять голосов за Копполу, пять голосов за Шлендорфа. Франсуаза хотела использовать свой двойной голос президента жюри в пользу «Барабана». «Нет, — неожиданно возразил ей Фавр-Лебре, у вас только один». В конце концов Золотая пальмовая ветвь была поделена между двумя фильмами.

Но семь месяцев спустя после того, как оба фильма вышли во Франции, Франсуаза Саган предала случай на голосовании огласке. В интервью «Матэн де Пари» она начала полемику с Робертом Фавром-Лебре, который обвинил ее в нарушении «тайны» обсуждения, обнародовании сплетен и неоплаченном по выезде из «Карлтона» счете (напрасно, ведь она не пьет уже более пяти лет). Чтобы прекратить обсуждение, Франсуаза предложила заменить жюри Гонкуровской премии на жюри Каннского фестиваля, тем самым продемонстрировав чистосердечие в отношении непоколебимых общественных установлений.

Это ее донкихотство еще заставит улыбнуться — когда встанет вопрос о приватизации TF 1. Выступающая решительно против Франсуаза организует 3 июня 1986 года вечер антиприватизации в своей квартире на улице Шерш-Миди. Там присутствуют бывший министр культуры, социалист Жак Ланг, архитектор Ролан Кастро, Франсуаза Верни, Ален Рене и его жена Флоранс Мальро, помощник генерального директора TF 1, Эрве Буржес и его директор программ Паскаль Жозеф.

«Нас в гостиной около тридцати, многие сидят на полу, это все мне напоминает атмосферу мая 68-го года», — пишет Эрве Буржес в своей книге «Цепь на руках»[367]. Его вмешательство произвело эффект холодного душа, поскольку перед людьми, которые говорили о сопротивлении «посягательству крупного капитала на канал», он выразил удивление по поводу недостатка у них реалистического взгляда на вещи. Франсуаза Верни, также пораженная этим ребячеством, оценила собрание как сообщество неразумных мечтателей. В своей книге Эрве Буржес пишет: «Франсуаза говорила быстро и отчетливо, обращаясь к своей подруге: Зачем ты пришла? Что мы будем делать? Для чего мы собрались? И каждый выдвигает свои предложения, одно причудливей другого. Да, это “ремейк”, довольно смешной, мая 68-го года!» Эта интерпретация обидела Франсуазу, которая организовала вечер по просьбе Моники Ланг: «Я считаю, что это не слишком воспитанно: он напрашивается ко мне, пьет шампанское, кричит, как другие, и потом описывает меня как пассионарию. Это неблагодарный человек».