Франц Кафка не желает умирать

Выбравшись из саней, Роберт направился к санаторию – величественному зданию, своей роскошью способному тягаться с каким-нибудь старинным дворцом, над которым уже сгущалась ночь. Утопая ногами в снегу, он тут же запыхался от усилий. Потом поднялся на несколько ступенек и вошел в помещение. Выложенный дубовым паркетом холл с кожаными креслами в английском стиле сразу произвел на него благоприятное впечатление. На журнальном столике лежали газеты, скрепленные специальными держателями в виде длинной палки. Его взгляд привлекло ежедневное венгерское издание. Заголовок на первой полосе обещал рассказ о соглашении между Эстонией и Советским Союзом, в рамках которого последний отказывался от любых территориальных претензий к соседу. В большой вазе красовались цветы, судя по виду, срезанные совсем недавно. Рядом с внушительным камином, в котором еще розовели угольки, во двор выходило огромное окно. Воображение нарисовало, как после обеда в занесенном снегом санатории все будут собираться здесь у огня, болтая о том о сем. Его вдруг охватила усталость. Поборов соблазн опуститься в одно из кресел, он сделал над собой усилие, подошел к конторке заведующей и нажал кнопку звонка.

Отворилась дверь. К нему вышла женщина. «Госпожа Форбергер», – подумал Роберт. Не дожидаясь, когда он представится, она назвала его по имени и предложила подняться в палату. Чемодан препоручили коридорному.

– Но сначала, – добавила она, переступая порог своей конторки, – я покажу ваш новый дом! Ступайте за мной.

Он пошел за ней следом.

За двустворчатой дверью располагался просторный обеденный зал со столами, покрытыми красно-белыми скатертями. Под командованием метрдотеля там суетились две горничные.

– Подъем в шесть часов, обед в одиннадцать тридцать, – воинственно заявила Форбергер. – Ужин в восемнадцать тридцать, завтрак с шести тридцати до семи.

После столовой анфиладу продолжал другой зал с несколькими рядами стульев, выстроившихся перед роялем. В паре шагов от него виднелся бильярд.

– Если не прочь сыграть, у нас в данный момент имеется парочка больших мастеров, – дружелюбно бросила она.

У стены на мольбертах красовалось несколько горных пейзажей.

– А теперь – палата! – сказала Форбергер и устремилась вперед.

Он едва за ней поспевал и поэтому выбился из сил, когда они только-только миновали зал. Его одолел приступ кашля.

– Он у вас грудной, – заметила Форбергер, произнеся эти слова с видом настоящего знатока, будто оценивая приготовленное поваром блюдо и вынося вердикт – «слишком солоно» или «не хватает соуса».

Вслед за ней он поднялся по лестнице.

– Ваша палата на третьем этаже, номер 215, – уточнила она.

Ему очень хотелось попросить ее немного притормозить.

– Вам повезло, – продолжала она, – терраса здесь выходит в аккурат на юг.

Потом упомянула их санаторного врача. Доктор Леопольд Стрелингер жил во флигеле под названием «Вилла Татр», деля его с несколькими пансионерами. Консультировал через день. Его рекомендации следовало выполнять неукоснительно: ежедневно взвешиваться на весах, имевшихся на каждом этаже, – она ткнула пальцем во мрак в глубине коридора, где, вероятно, и находился искомый предмет; и шесть раз в день измерять температуру – «термометр найдете на раковине в красном футляре. Каждое утро горничная будет подавать вам на балконе стакан молока и горшочек сметаны, тоже предписанные доктором Стрелингером». Она говорила как автомат, манерой речи напоминая музейного экскурсовода.

На лестничной площадке третьего этажа они свернули в узкий, едва освещенный коридор. Чувствуя, что ему больше нечем дышать, Роберт пообещал себе обязательно сходить к Стрелингеру. В этот момент из палаты 211 донесся такой оглушительный приступ кашля, что от него даже задрожали стены.

– Господин Хартманн, как всегда, в своем репертуаре, – холодно прокомментировала Форбергер.

А через пару метров остановилась, вытащила из кармана манто большую связку ключей и внимательно каждый из них осмотрела, перебирая в длинных, тонких пальцах очаровательных женских рук, не имевших ничего общего с неухоженными ладонями девиц, с которыми ему до этого доводилось водить знакомство. Затем сунула один из них в замочную скважину.

– Ваши апартаменты, молодой человек!

И пригласила внутрь.

В лучах электрического света поблескивал линолеум. Деревянная кровать казалась широкой и большой. У стены возвышался массивный шкаф, который практически так и останется пустовать после того, как он повесит туда свой единственный костюм, четыре рубашки и шерстяной свитер. На дубовом письменном столе лежала писчая бумага с эмблемой заведения и перьевая ручка. Здесь он закончит свой роман. А за счет положенных ему как автору лицензионных отчислений от продаж возместит расходы благотворительного общества, оплатившего его пребывание здесь. Раковина с парой никелированных кранов ничем не уступала шкафу. На стене висело большое зеркало. Воплощая собой все его будущее, на полочке под ним стояли термометр в чехле и две плоские плевательницы с серебряными защелками.