Франция. 300 жалоб на Париж

На самом деле в Москве меня все устраивало — и зима с ее снегом, холодом и соляными подтеками, и осень, когда можно прыгать под дождем и ходить в шарфах, и весна, когда ждешь-ждешь, и вот она наконец наступила. В Москве все резко континентальное — и погода, и расстояния, и чувства. Не понимаю, как можно не любить Москву — это же источник энергии, внутренней силы, движения. Это огромный дом, в каждой комнате которого коромыслом дымит история. Одна большая история и много маленьких — моя или твоя. Для меня она вся — одна история любви.

Как Ванга, вижу ваши комментарии (они уже были, спасибо): «чего тогда уехала, возвращайся» и «кто ж тебя отсюда гнал и обратно не пускает». А всему свое время потому что, свое место и свое течение — вам не понять.

Им не понять. Вы-то понимаете. Те, кто читает дальше.

Каждый раз, возвращаясь в Москву, я чувствую себя ребенком 60-х, который все детство провел, бегая по крышам Арбата. Понятия не имею, откуда у меня это ощущение, наверное, генетическая память. Одна моя читательница давеча рассказала в комментариях, что верит в теорию генетической памяти — это когда правнуки кагэбэшников употребляют в беседе слово «дамочка», а дети травников безошибочно определяют травы, хотя в глаза их не видали. Наука эту теорию опровергает, но что наука вообще понимает в чувствах?! Короче говоря, для меня Москва сразу стала родной, я ее увидела и нарекла домом. Хотя мой дом в Петербурге, и я в Москве даже не выросла — так, провела немного детских лет — в смысле времени года.

А ведь есть и другие — те, которые Москву не любят, или любят, но кое-что с ней прошли — пришлось пообтереться. Я хочу сказать, что в Москве есть такие, кто в ней эмигрант. Как я в Марселе, или она в Париже, или он в Берлине, — и эмигрантам этим тоже сложно, тяжело и грустно. И тоже есть на что пожаловаться. И специально к предстоящему дню города я решила эти жалобы собрать, интересно же, какие у них ощущения. Кроме абсолютной любви.

Смешную историю мне рассказал шотландец Йожеф. Однажды они поехали, что называется, на «ретрит» — короче говоря, на пьянку в Подмосковье. Повез, в общем, свою банковскую команду на корпоратив. И зачем-то надел на себя эту их шотландскую юбку в клеточку, мечту всех женщин в СССР. Разумеется, его в этой юбке радостно приняли в местном ресторане местные мужики. Хотели побить, да вступились русские женщины, кинулись своего начальника защищать. А он говорит: «Я — шотландец. Я сам разберусь». Поднимает юбку — а там ничего. «Выйдем, — говорит. — Я вам все объясню». Потом долго пил еще с этими мужиками, а они его о жизни расспрашивали.

Примерно такая же история (но не столь дружелюбная) произошла с американцем Чейзом. Чейзу, как и всем экспатам, в Москве с самого начала было комфортно: квартира в центре, служебный автомобиль, знай себе ходи в хорошие рестораны. Это пока Чейз компанию местную себе не нашел. А нашел так: подошел в «Стрелке» после лекции к первому попавшемуся парню и спросил со своим смешным акцентом: «Это было полезно для вас?» Парень рассмеялся и стал с Чейзом дружить, а через сколько-то месяцев пригласил его на вечеринку в гей-клуб. Не в смысле приударить, а просто развлечься. Гей-клуб был на задворках Беговой — среди стройки и черных-черных амбаров, в глухом подвале. Гей-клуб этот тогда только открылся (и почти сразу закрылся), поэтому в нем не было никого, только два диджея и бесплатные суши. Чейз с друзьями позвонили в дверь, охранник открыл, резко втащил всю компанию и дверь захлопнул на все засовы. «Гопников там не видели? — спросил охранник, выдохнув. — Караулят они наших педиков».

Чейз удивился, но быстро забыл об этом, потому что огромный клуб принадлежал этой ночью только им — широкий жест, как и все в Москве.

Стоит ли говорить, что на выходе из клуба компанию поджидали. Один из гопников разбил бутылку розочкой и направился к ребятам. «Молчи только», — предупредил Чейза друг. Чейз оправил свою бороду и встал к стеночке. «Ну че? Откуда идем?» — спросил гопник.

«Из грузинского ресторана», — ответила подруга, махнув рукой в сторону шиномонтажа. Подсчитав количество парней и девушек в компании и разделив их на пары, гопник прикинул, что это может быть правдой, поэтому милостиво отпустил. «Валите к метро, — разрешил он. — Вы, я вижу, не пидорасы».

Так Чейз получил урок суровой русской толерантности.