Франция. 300 жалоб на Париж

Скажем, у нас в семье есть своя песня. Она называется «Девушка с веслом». Если сделать перевод этой песни на любой из доступных языков, получится полная хрень, потому что перевод не поможет там, где нужно понимать значение всех перечисляемых там понятий. Их можем понять только мы и те – свои.

И что же делать?

После переезда в Сияющий Город мы решили срочно социализироваться внутри, как нам казалось, однородной и близкой нам среды, и предложили Совету Дома свою помощь в организации культурного досуга. Было это так: пришли мы большой культурной компанией (хорошо, что пельменей не принесли, все были на очень серьезных щах) в нашу общественную библиотеку, а там сидит экзаменационная комиссия рядком. И строго смотрят. Сначала представлялись по кругу, мы никого не запомнили: только, что Ги – за компост, а Женю – за культурку. «Но все решает президент», – сразу предупредили. Средний возраст комиссии – 74 плюс.

Ну-с, говорит президент, представьтесь – только коротенько. И дальше огласите ваши предложения. Вот тут у нас есть секретарь. Секретарь кивнула. Секретарь будет записывать протокол заседания. Поехали.

Я говорю: меня зовут Ксения, я – журналист, и…

«Простите, перебивает меня секретарь. Вы не могли бы повторить ваше имя так, чтобы я могла его записать?»

«Хорошо, – говорю, – давайте я скажу вам по буквам?»

Президент смотрит на часы.

«Хотим, короче, показать вам фильм “Левиафан”», – говорю я.

«А, говорит президент. Великолепное просто предложение. А права у вас есть?»

«Нет у нас прав», – говорит по-русски Юля, которая пришла в нашей группе поддержки.

«У нас есть права на все, – говорю я по-русски. – Русское искусство принадлежит народу».

«Скажите, что мы запросим», – говорит Полина по-русски.

Президент смотрит на часы.

«Спасибо, что зашли», – говорит он с явным каким-то удовольствием.

«Вроде бы есть еще одно предложение?» – неуверенно замечает Женю по культурке.

Ги за компост пьяно улыбается.

Секретарь пишет.

«Да, – говорю, – еще мы хотим провести для вас дегустационный вечер».

«Водка!» – кричит начальник библиотеки.

«Икра!» – кричит с галерки какой-то серьезный мужик.

«Нет, – говорю. – Пельмени».

Тут все окончательно сникли.

И президент говорит:

«Великолепное просто предложение. Давайте в рамках вечера международных блюд? Спасибо вам большое, что зашли».

Не глава Зарисовка с корабля, где мы еще чувствуем себя путешественниками, а не жителями

Если бы я писала какую-то другую книгу, я написала бы так: «…Мы живем на белом берегу, у самого синего моря. Каждое утро я просыпаюсь встречать рыбаков: они приносят свои сети, с шумом расправляют их над морем, я слышу их свист и запах дыма, который уходит в небо, и голоса. Они говорят, что к полудню придет корабль. Большое широкое судно, глубокое, как тарелка для супа, и в нем – шелковое платье, жемчужная россыпь, перламутровая ночная звезда».

Но я пишу эту. Каждый день у нас на круизном лайнере, большом белом корабле, гала-ужин. Каждый вечер к нам приходит Сильван из Гондураса и предлагает купить лобстера или стейк. Он показывает размер куска мяса: вот тако-о-о-ой, или клешню лобстера: вот таку-у-у-ую. Но мы берем только шампанское. В один из дней у нас запланирован ужин с денрожденным тортом и бутылкой шампанского. Дни рождения обычно в конкретные дни, и это тоже конкретный день. Но Сильван приносит торт в первый же вечер. Сюрприз испорчен, и мы просим унести торт и принести его в конкретный день. Сильван уходит расстроенный, и на следующий вечер снова интересуется, когда же нести торт. Мы согласуем дату, еще раз и еще раз, пишем дату ему на бумажке, сообщаем дату на ресепшене. Через день (и это не день рождения) Сильван снова торжественно выносит торт. Это похоже на день сурка, но мы опять заворачиваем его.

– Но я же уже открыл шампанское, – обиженно говорит Сильван.

– Закрой обратно, – обиженно говорим мы.

Этим вечером шампанское мы не пьем.

Если бы я писала какую-то другую книгу, я написала бы так «…Мы живем на зеленой скале, у самого синего моря, волны бьются о мои ноги, когда я иду на почту. Каждый день я хожу на почту, потому что я там работаю. Я забираю серый колючий мешок, грязный от сургуча, в нем шуршат и перешептываются письма, пока я иду – от одного маяка до другого – две тысячи восемьсот шагов, я сосчитала».

Но я пишу эту. Перед поездкой нам было предложено купить спа-пакеты. Два массажа, три массажа, восемь массажей, двадцать восемь массажей, чай и консультацию доктора. Мы берем с чаем и консультацией, но один.

Загорелые балийки с цветами в волосах снуют туда-сюда в спа-зоне, с ними заигрывает уборщик с пылесосом из Кубы. Он похож на Фиделя, только что без сигары.

– Я бы женился на ней, – говорит он, кивая на одну из массажисток. – У нее такие ловкие руки.

– И в какой бы стране вы жили?

– Мы бы плавали. Плыли и плыли.

– Вы и так тут плывете и плывете.

– Но смены у нас совпадают редко.

Чай так и не принесли. Консультации не было.

Русалки несут обман.