Франция. 300 жалоб на Париж

Если бы я писала какую-то другую книгу, я написала бы так: «Мы живем в королевском замке на краю заката, там, где солнце падает в глубь земли и уходит к Аиду в карман, там, где никогда не кончается ветер и не высыхают брызги, они обжигают меня, и я зову доктора, и он говорит: ничего, заживет до свадьбы, и присылает ко мне индийского мальчика со стаканом кокосовой воды».

Но ту книгу я не пишу. На верхней палубе грохочет плавающая Турция: дурацкая музыка, аниматоры в сомбреро, мячик, который нужно ловить свернутым полотенцем. Как будто смешная шутка: один аниматор подпрыгивает и сдирает со второго трусы, тот пулей выскакивает из воды и бежит, ему вслед летят рулоны туалетной бумаги.

– Нравится вам такая работа?

– Я матрос. Это подработка.

– А что делает матрос в свободное от подработок время?

– Хожу по палубе. Смотрю.

Кажется, я матрос.

Если бы я писала какую-то другую книгу, я написала бы так: «…Мы живем под килем корабля. Меня зовут Форель, а его – Сибас, мы прыгаем между водорослями, и я взлетаю вверх, ударяясь носом о прозрачную пленку, хватаю порцию кислорода – еще и еще – чтобы он меня опьянил, уронил, обессилил, а потом лежу на дне, онемевшая от красоты, а он проплывает мимо, сверкая в туманном луче, который пробивается через крышу».

Пишу, как есть: уже неделю мы живем на огромном круизном лайнере. Идея такая, что весь обслуживающий персонал эмигрировал в море. У каждого на табличке написано: Гондурас, Шри-Ланка, Мадагаскар, Индия, Украина, Непал. Они заходят на корабль в начале апреля, высаживаются в конце ноября. Их кожа становится матовой и соленой, язык – универсальным. Они говорят на всех языках по чуть-чуть, путаясь в словарях.

– По-русски я. Идите. Вы хочите фото? Да, вот если два, то четыреста, если шесть, то пятьсот, понимаешь?

– А если мы хотим только два?

– Шесть – пятьсот, а так – два, зачем вам два, если двадцать.

– Давайте по-английски?

– Я – Сербия, понимаю все, говорю – нет.

– Дайте два фото за сорок.

– Окей, я положил все шесть за пятьдесят.

– Ладно.

Он кладет мне в конверт ужасные, уродские, трешевые фотографии – наши фотографии, мы стоим там счастливые и радостные, лица растянуты во все стороны, между нами стоит капитан корабля в белом, как пена, костюме, на нашей одежде – деревянный фон, который они наложили за наши спины, чтобы все стало еще уродливее.

На следующем фото розы и деревянный штурвал.

На следующем – идиотские волны и календарь.

На следующем – пачка евро.

У меня никогда не было таких дебильных фото.

На входе в СПА доктор из Шри-Ланки. Так и называется: доктор СПА. Почти как доктор КТО или доктор Хаус.

Он спрашивает:

– Ксения? Русские?

– Да.

– У меня дочь Ксения. И русская жена. Живет в моей стране. Тоже доктор.

Посуду убирает Иван, он с Сахалина.

– Я люблю море, я вырос у моря, мне оно нужно. Пробовал жить на материках, не умею совсем. Устроился сюда, потому что любил одну девушку.

– И уплыл от нее?

– Не совсем. Она меня не любила. Тогда я сказал, что уйду в море. Она засмеялась, сказала: ты что, моряк? Я не моряк, и меня укачивало всегда, она знала – даже на лодке. Но это мой способ бороться. Я победил свой страх. И свое одиночество.

– Ты нашел здесь кого-то?

– В море всегда кто-то есть.

У трапа нас встречает Жанна. Не стюардесса, но около того.

– Я из Киева. Нашла работу по интернету. До ноября буду плавать, если раньше не высадят. Здесь все очень строго. Но это хорошая работа. Я не хочу домой.

– Может, посоветуешь клубы на Ибице?

– Ну, здесь есть неплохой джазовый клуб…

По пути от клуба до дискобаса каждые два метра нас встречают лиловые негры.

– Something? – спрашивает один из них.

Но мы возвращаемся на корабль. На маленький плавучий остров, где каждой твари по паре и по одной, и у каждой твари нет дома, но есть временное пристанище.

Следующая остановка – Сардиния.

Следующая – Флоренция.

На каждой остановке подсаживаются новые гости, а местные все живут и живут свою обычную жизнь в нигде.

Мы живем на огромном круизном корабле, и каждое утро я просыпаюсь и вижу море. Оно спокойное, но постоянно меняется; синее, но отдает бирюзой, когда лежишь; корабль не качает, он тихо вибрирует, и я взлетаю и вижу сны. О том, как мы живем на белом берегу, на зеленой скале, в королевском замке.

Зовите меня Форель, покинувшая берега.

Глава тридцатая 300 попыток завести друзей

Пока я писала эту книгу (а я писала ее в режиме онлайн, люди получали новые главы в виде писем, так что им была доступна опция комментирования), многие ругали меня на чем свет стоит, писали, что таких, как я, нужно выслать из той страны в другую, желательно на аннексированные территории, чтобы перестала ныть, а то, ишь, не хочет, сволочь, адаптироваться, знаем мы таких, вас таких век бы и не видать.

На самом деле я немного старалась. Не скажу, что старалась очень сильно – вот еще, – но несколько попыток сделала.