Очевидно, Филипп по этому случаю поручил городской аристократии собрать специальный налог и заведовать полученными от него денежными суммами[82]
. Он узнал, таким образом, с самого начала — и научился ими пользоваться — тех парижан, которые составили себе состояние банковскими операциями, торговлей, производством предметов роскоши, как Тибо Богатый и Эбруен Меняла, которые упоминаются в его «Завещании». Мы уже говорили, что на время его пребывания в Святой земле шести горожанам Парижа было поручено помогать в управлении не только столицей, но и королевством; ко «всем людям Парижа» обращается он с просьбой в случае его смерти сохранить его казну для его сына. Во время его отсутствия шесть горожан будут иметь ключ от нее и будут принимать налоги, доставляемые в Париж. Таким образом, оказывается заложенной традиция — важные финансовые должности поручать парижским горожанам.Так развилась новая сила, которая стала служить королевской власти. Эта помощь была очень кстати, потому что у баронов можно было рассчитывать найти лишь временную и сомнительную поддержку. Обуздано было только среднее и мелкое дворянство, владевшее ленами в Иль-де-Франсе, Бовези, Орлеане и в других областях, где у короля были собственные домены. Оно поставляло Филиппу, как мы это видели, его высших должностных лиц и часть его советников. Оно уже давало ему даже рыцарей-юристов и дипломатов, являвшихся прообразами легистов конца XIII в. Но какие были у Людовика VII и Филиппа Августа возможности заставить повиноваться своих крупных вассалов?
Здесь мы подошли к самому центральному пункту нашей работы. Мы видели, что король, благодаря помазанию на царство, пользовался выходившим за пределы феодальных понятий престижем, который поддерживался воспоминаниями, относящимися к временам Библии, античной древности, каролингской эпохи, но что феодальное общество не признавало ничего, кроме связи между сюзереном и вассалом. Основная истина, которая, мы надеемся, выяснится в этой книге, заключается в том, что Филипп Август и до некоторой степени Людовик Святой усвоили себе в этом отношении понятия своих баронов и что их положение верховного сюзерена, все более и более определявшееся и делавшееся все более и более внушительным, оказалось для них, по крайней мере, столь же выгодным, как и положение короля — помазанника Божия.
Филипп тверже, чем его предшественники, установил положение, что вся феодальная иерархия Франции, взятая в целом, заканчивается королем, который не является ничьим вассалом. В 1185 г., вступая во владение Амьенским графством, леном церкви Амьена, он покупает у этой церкви право не приносить ей ленной присяги (оммажа), «так как, — говорит он, — мы никому не должны и не можем приносить оммаж». Он должен был приносить ленную присягу сеньору д’Орвиль за замок Бокен: в 1192 г. этот лен был превращен в оброчное владение (censive), которое не допускает оммажа.
В 1193 г. он выкупает у теруанского епископа оммаж, который надо приносить ему за геденский лен[83]
. Но сам ли он добился осуществления всех своих прав верховного сюзерена — получения оммажа и повинностей по участию в курии, военной и денежной помощи (aide), которыми ему были обязаны его вассалы? Можно угадать ответ. Понадобится несколько столетий, чтобы независимость знати и феодальная анархия окончательно исчезли. Было бы очень интересно собрать здесь все известные нам точные факты, относящиеся к концу XII в. Мы вынуждены ограничиться здесь лишь немногими указаниями.Замечательно, что ни Генрих II, ни его сыновья, Генрих Молодой и Ричард Львиное Сердце, не уклонялись от оммажа, которым они были обязаны Людовику VII и Филиппу Августу за Нормандию и Аквитанию; с их стороны было благоразумно не давать Капетингам юридических оснований для нападения. Фактически же вассал, более могущественный, чем сюзерен, не выполнял ни одного из обязательств, связанных с оммажем. Тем не менее вассальные отношения английских государей не были чистой фикцией. Генрих II, по-видимому, не раз сдерживался из уважения к феодальной связи. С другой стороны, Филипп Август принимал оммаж от Ричарда (в 1188 г.) и Иоанна (1189 г.), чтобы ослабить их отца, а позже — оммаж от Иоанна против его брата Ричарда (1193 г.). Он также пользовался своим положением сюзерена, чтобы поддерживать очаги раздора в анжуйской державе. Старая Алиенора была так убеждена в опасности сюзеренства Капетингов, что после смерти Ричарда в 1199 г. поспешила сама принести ленную присягу (оммаж) Филиппу Августу за Аквитанию, которой сейчас же после этого инвестировала Иоанна Безземельного, так что этот последний перестал, таким образом, быть по этому лену непосредственным вассалом своего врага.