Читаем Франция и французы. О чем молчат путеводители полностью

Самый забавный пример – это, наверное, первый лекционный день в парижской элитной школе « Sciences-Po» [18]. Иностранные студенты, а их здесь немало, приходят на свою первую лекцию на взводе и жаждут подискутировать с одним из наиболее уважаемых во Франции интеллектуалов. Но вот высокочтимый профессор поднимается на кафедру и начинает вещать в обычной для французов манере.

– Так когда же во Франции осознали, что в колониальной войне во Вьетнаме победить невозможно? – вопрошает он у собравшихся молодых дарований.

Руки иностранных студентов взметаются ввысь, ибо их обладатели жаждут поучаствовать в обмене мыслями, процессе, составляющем суть французской культуры.

Но их потуги пропадают втуне, так как профессор, ответив на собственный вопрос, задает следующий. Впрочем, и на этот вопрос только он имеет право дать ответ.

Иностранные студенты, допустив интеллектуальный faux pas [19], смущенно поеживаются. Что же касается французских школяров обоих полов, понимающих, чего от них на этих лекциях ожидают (или не ожидают), то они ведут себя пассивно: одни конспектируют лекцию, другие крутят цигарки, а третьи посылают друг другу записки примерно следующего содержания «Ты находишь меня сексуально привлекательной (привлекательным)? Да, я такова (таков)».

Часть правды

Самый страшный вопрос, конечно же, следующий: откуда у французов такое параинодальное чувство собственной правоты? [20]Я, разумеется, не антрополог и не историк, но мне кажется, оно возникло в 1789 году, во время Великой революции. Во французском языке существует глагол, означающий «решать, кто прав и кто виноват, окончательно разрешать». Речь идет о глаголе « trancher» [21]. Вовсе не случайно он переводится и как «отрубать», например в выражении « trancher la tête de quelqu’un» – «отрубать чью-то голову».

В 1789 году французы предоставили гильотине право решать, кто прав, а кто нет. Царствовавший тогда король Людовик XVI был правнуком Людовика XIV, незатейливо провозгласившим себя Королем-Солнцем и выдвинувшим теорию о Божественном праве монархов на управление собственным народом. К началу правления Людовика XVI это право превратилось в право бездумно расточать богатства страны на роскошные парики и приемы гостей в саду.

Горстка парижских интеллектуалов решила, что с них довольно, и поэтому толкнула народ на безумие, где решения стала принимать гильотина, сначала избавившая Францию от aristos [22], а затем и от тех, кто осмеливался усомниться в правильности идей группы, случайно оказавшейся на тот момент у власти.

Французская революция отнюдь не ставила своей целью смену монархии парламентской республикой. Ее цель заключалась в навязывании народу крайних, если не сказать травмирующих, представлений.

Для начала французский язык вдруг стал официальным, хотя до 1789 года подавляющее большинство нации с превеликим удовольствием говорило на собственном patois [23]и совершенно не понимало диалекта, употребляемого парижанами. Когда Мольер, французский Шекспир в комедии, совершал со своей труппой в ХVII веке театральное турне по стране, то ему вместе с актерами нередко приходилось ставить фарсы исключительно потому, что никто не понимал пьес, где персонажи говорили [24]. Затем неожиданно, по декрету, patoisбыл запрещен, и все были вынуждены учить «правильный» язык. У тех же, кто возражал, чересчур беспокойную голову аккуратно отделяли от туловища.

Одновременно, желая подавить на местах инакомыслие, центральное правительство решило перемещать людей по стране. На смену полкам, формирующимся из местных жителей, пришла национальная армия, в которую из разных областей государства собирались люди, вынужденные, разумеется, говорить между собой на французском языке. Такое положение дел сохраняется и по сей день, так что жителя Прованса [25], преподающего в Ниццком университете и желающего остаться у себя в провинции, вполне могут отправить в Бретань [26].

Также Республика ввела новый календарь, по которому год начинался в сентябре, а названия месяцев носили описательный характер: brumaire [27](«месяц туманов»), pluviôse [28](«дождливый месяц») и thermidor [29](предположительно «месяц, когда готовят лобстеров»). Месяцы делились не на недели, а на три периода по десять дней, называвшихся primidi, duodi, tridi [30]– ну, и так далее, до decadi [31]. Да, десятидневную неделюизобрели революционеры [32].

Перейти на страницу:

Все книги серии Что там в голове у этих иностранцев?

Китай и китайцы
Китай и китайцы

Китай сегодня у всех на слуху. О нем говорят и спорят, его критикуют и обвиняют, им восхищаются и подражают ему.Все, кто вступает в отношения с китайцами, сталкиваются с «китайскими премудростями». Как только вы попадаете в Китай, автоматически включается веками отработанный механизм, нацеленный на то, чтобы завоевать ваше доверие, сделать вас не просто своим другом, но и сторонником. Вы приезжаете в Китай со своими целями, а уезжаете переориентированным на китайское мнение. Жизнь в Китае наполнена таким количеством мелких нюансов и неожиданностей, что невозможно не только к ним подготовиться, но даже их предугадать. Китайцы накапливали опыт столетиями – столетиями выживания, расширения жизненного пространства и выдавливания «варваров».

Алексей Александрович Маслов

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Философия настоящего
Философия настоящего

Первое полное издание на русском языке книги одного из столпов американского прагматизма, идеи которого легли в основу символического интеракционизма. В книге поднимаются важнейшие вопросы социального и исторического познания, философии науки, вопросы единства естественно-научного и социального знания (на примере теорий относительности, электромагнитного излучения, строения атома и теории социального поведения и социальности). В перспективе новейших для того времени представлений о пространстве и времени автор дает свое понимание прошлого, настоящего и будущего, вписанное в его прагматистскую концепцию опыта и теорию действия.Книга представляет интерес для специалистов по философии науки, познания, социологической теории и социальной психологии.

Джордж Герберт Мид

Обществознание, социология
Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители
Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители

Анархизм — это не только Кропоткин, Бакунин и буква «А», вписанная в окружность, это в первую очередь древняя традиция, которая прошла с нами весь путь развития цивилизации, еще до того, как в XIX веке стала полноценной философской концепцией.От древнекитайских мудрецов до мыслителей эпохи Просвещения всегда находились люди, которые размышляли о природе власти и хотели убить в себе государство. Автор в увлекательной манере рассказывает нам про становление идеи свободы человека от давления правительства.Рябов Пётр Владимирович (родился в 1969 г.) — историк, философ и публицист, кандидат философских наук, доцент кафедры философии Института социально-гуманитарного образования Московского педагогического государственного университета. Среди главных исследовательских интересов Петра Рябова: античная культура, философская антропология, история освободительного движения, история и философия анархизма, история русской философии, экзистенциальные проблемы современной культуры.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Петр Владимирович Рябов

Государство и право / История / Обществознание, социология / Политика / Учебная и научная литература