Сейчас, в XXI веке, не проходит недели, чтобы на телеэкране не появился бы почтенный престарелый профессор или важный политолог средних лет и не начал бы вещать, что Россия «исчерпала лимит революций», что октябрьский переворот-де сбил Россию с правильного пути, и прочая, и прочая...
Но попробуем спросить этих господ, чем отличалась Франция 1768 года от Франции 1788 года? И что они нам ответят? Что в 1768 г. правил Луи XV с гаремом из малолеток в Оленьем парке, а в 1788 г. — Луи XVI, не удовлетворявший и собственную жену, и т.п. Разницы-то не было! В России или Франции не найдется и сотни человек, которые сумеют различить униформу войск или туалеты придворных дам в 1768 и в 1788 годах. Зато за первые пять лет революции одежда парижан приобрела вполне современный вид. Лавочник времен Директории вполне может пройтись по современной Москве, не вызывая удивления прохожих, как это произошло бы, если бы появился персонаж в напудренном парике, камзоле, кюлотах и белых чулках. А светская дама в тунике времен Директории вызвала бы фурор на любой современной тусовке.
За 20 лет, с 1789-го по 1809 год, республики и империи Франция перенеслась на несколько сот лет вперед. Вместо средневекового законодательства, предусматривавшего колесование за более чем 30 видов преступлений, права первой ночи, обязанностей крестьян распугивать лягушек, которые могли разбудить феодала и т.д. — был принят Кодекс Наполеона. Этот Кодекс с небольшими поправками и сейчас действует как во Франции, так и в других государствах Западной Европы.
В 1789 г. не было Франции, а был конгломерат больших провинций, соединенных исключительно подчинением французскому королю. Каждая провинция имела свой парламент, создавала свои законы и вводила свои налоги. В каждой провинции была своя система мер длины, веса, объема и т.д. Наконец, по-французски говорили лишь в части провинций. В Нормандии был свой, нормандский (кельтский) язык, в Эльзасе и Лотарингии — немецкий, в Южной Франции — провансальский, в Гаскони — гасконский, на Корсике — диалект итальянского.
Все республиканские правительства — от якобинцев до термидорианцев и брюмерианцев — сходились в одном: «Французская республика едина и неделима». Первым же декретом Республики большие провинции упразднялись, а взамен создавались маленькие департаменты. Франция стала предельно централизованным унитарным государством.
По всей Франции была введена единая метрическая система, которую позже приняли почти во всем мире. Наполеону чуть ли не ежемесячно докладывали префекты с окраин об уменьшении использования «местных языков». Развивались промышленное производство, торговля, связи, и, наконец, большие рекрутские наборы перемещали гасконцев, бретонцев и прочих в одну-единую французскую нацию. В 1789 г. ее не было, а в 1815 г. — была!
Большевики в 1917—1937 гг. превратили аграрную страну в промышленно развитую державу, находившуюся на 3—4 месте в мире по валовому производству. То, что говорят либералы о промышленном развитии царской России в конце XIX — начале XX веков — полуправда. Экономический рост был налицо, но страна все более и более попадала в зависимость от Запада. Простой пример: Обуховский и Петербургский металлические заводы изготавливали пушки и башенные установки линкоров с тактико-техническими данными не хуже британских. Но без импортных изделий они представляли собой груду металлолома. В России не делали шаров для погонов, на которых вращались башни, муфт Дженни, осуществлявших плавную наводку орудий, систем управления огнем, современных прицелов и т.п.
За первые 20 лет советской власти мы получили новую страну. Да, не обошлось без жертв, включая невинных людей. Увы, так, никто не пробовал сравнить процент казенных во Франции в 1791—1793 гг. ко всему населению, а затем умножить на пять и сравнить число казненных в России в 1922—1937 гг. Лично я уверен, что во Франции будет больше.
С 1917 г. в наших азбуках первыми словами были: «Мы — не рабы, рабы — не мы». И вытравить эти слова сейчас гайдарам и ельциным, а также их отпрыскам, ох, как трудно. Недаром «новые русские» жалуются, как трудно сейчас найти хорошего камердинера, горничную или батрака.
К сожалению, у большевиков не хватило ума по примеру французских революционеров твердо заявить: «Советская Россия едина и неделима», — и разделить страну на уезды, или мелкие губернии, или какие-нибудь коммуны.
Сейчас либералы всеми силами пытаются опорочить действия Красной армии и ее Верховного главнокомандующего в годы Великой Отечественной войны. Да, безусловно, ошибок у наших генералов и адмиралов было предостаточно, и я сам не раз писал об этом. Но в 1941 г. Советский Союз подвергся неспровоцированной агрессии, а Сталин в 1939—1941 гг. делал все, чтобы избежать столкновения с Германией. А вот Павел и Александр I сами затевали войны с Францией, включая и войну 1812 года.