Попивая пастис, француз поведал мне, что у него есть две проблемы. Одна – что он может либо любить женщину, либо заниматься с ней сексом. И вот он как раз переживает, что от него ушла многолетняя подруга, которую он любит без памяти, но ушла она по уважительной причине: сексом он с ней не занимался. Во время их совместной жизни у нее родился ребенок. От другого, за которого она теперь вышла замуж, а он вынужен был представлять дело так, что ребенок его. Когда она ушла, ему пришлось поменять работу, потому что там все знали, что это его ребенок, и он боялся, что когда обнаружится правда, карьера его по страдает. А работал он, то что у нас называется, топ-менеджером. В моем лице он нашел благодарного слушателя, заметив, что поговорить о чем-то существенном можно только с восточными людьми (Россию он тоже считал Востоком). Вот и вторая проблема: не может он иметь отношений с француженками. Они хищные, холодные и напоминают его маму. Не может же он лечь в постель с женщиной, напоминающей маму! Поэтому и пьет по уикендам пастис.
Я самонадеянно заметила, что если б он стал общаться с русскими, то и пастис не понадобился бы. Но он меня поправил: «Этот разговор разбередил мне душу, и мои проблемы заострились. А пастис, наоборот, сглаживает острые царапающие края, он показывает мне, что можно жить и так, как я живу».
Через год я снова встретилась с этим французом. Он был весел и заказал в кафе не пастис, а чашечку кофе. Я удивилась, а он торжественно сообщил: «Моя жизнь совершенно переменилась, я женился на русской».
Когда я вернулась жить в Москву, привезла с собой бутылку пастиса: испробовать на соотечественниках. Хоть я и предупреждала, что пить надо медленно, наши люди опрокидывали стакан и с удивлением обнаруживали, что им что-то такое «застлало» и больше они ничего пить не могут, а вечер впереди. «Вроде одна вода, а в голове туман. И на микстуру похоже. Лечебное?». – «Целебное», – подтвердила я.
Мишель Уэльбек и Ален Роб-Грийе
Среди девяти французских писателей, которые, по приглашению французского посольства, совершают турне по России, двух называют культовыми. Это Ален Роб-Грийе и Мишель Уэльбек. Первому 77 лет, второму – 41. Роб-Грийе – живой памятник пятидесятым-шестидесятым годам, Уэльбек – сегодняшнему дню. Роб-Грийе источает энергию, оптимизм и вечную молодость, Уэльбек «стал стариком вскоре после рожденья», как он написал в одном из своих стихотворений.
Роман Мишеля Уэльбека «Элементарные частицы», вышедший во Франции в сентябре прошлого года, произвел эффект разорвавшейся бомбы. Со времен Роб-Грийе и всей блестящей плеяды писателей и мыслителей (Натали Саррот, Маргерит Дюрас, Ролан Барт) – это первый социокультурный взрыв, новая «новая волна». Та, предыдущая, осталась в кино именно этим понятием – «новая волна», в культурологии – «структурализм», а в литературе – «новый роман», благодаря книге-манифесту Роб-Грийе «За новый роман» (1963). Французская пресса сделала попытку обозначить творчество Уэльбека и других, менее известных писателей того же направления, термином «депрессионизм» (deprimisme), но он – во всяком случае пока – не привился, хотя соответствует сути явления.
– Не я же это слово изобрел, да и с «обоймой» особой общности не ощущаю. Я считаю себя поэтом, который пишет романы, и потому мне ближе поэты, особенно те, которые пишут романы. А «обойма» – они пишут только о негативной стороне жизни, об отвратительном и невыносимом, а я – реалист, я пишу то, что есть.