(Для читателя приведу хотя бы одну, не самую шокирующую сцену: герой входит в спальню к матери, где она спит рядом со своим любовником, раздвинув ноги. Он рассматривает ее влагалище, подходя все ближе, но дотронуться не рискует. Выходит, мастурбирует, видя, как на него в это время смотрит кошка. Кончив, он хватает камень, и размозжив кошке голову, отмечает, что ее мозги забрызгали все вокруг.)
– Скандалы ведь шли не от читателей. Сначала на меня подала в суд организация, в которой я проводил много времени – «Пространство возможного». Это такое либертерианское место отдыха, каких сейчас появилось много, и они были недовольны, что я раскрыл их назначение (групповой секс. –
– Да, следующий был связан с присуждением Гонкуровской премии. Я был номинирован, и лицеисты, которым каждый год предлагают сделать свой выбор из списка номинантов, выбрали мой роман. Тут восстали и учителя, и школьная инспекция, сочтя мой роман безнравственным, и потребовали исключить его из списка. Так мне не дали Гонкуровскую премию.
– Просто это странно, почему-то исключать из списка. Меня также исключили из журнала «Перпендикуляр», который я же и создал в издательстве «Фламмарион», издающем все мои книги, в том числе «Элементарные частицы». Странно, что после выхода этой книги, принципиально не отличающейся от того, что я делал раньше, мои коллеги и, как казалось, единомышленники по «Перпендикуляру», стали обвинять меня в расизме и сталинизме. У меня вообще нет никакой политической позиции, я не левый и не правый, а во Франции нужно быть или правым, или левым, левые – почти все деятели культуры. Мне наплевать. В результате кто-то из журналистов придумал мне определение: «левый реакционер». (Во Франции студенты и интеллектуалы традиционно считают левых прогрессивными, а правых – реакционными –
– Жизнь очень изменилась за последнее время. Буржуазной, иудео-христианской морали больше не существует. Противопоставление сексуальности и чувства, нарциссизма и любви, муссировавшееся в прежние десятилетия, ушло. У молодых авторов сексуальность подается гораздо более реалистично, чем раньше. Золотой век любви – 50–60-е годы, он прошел. Индивидуализм, воцарившийся, по крайней мере, в западном обществе, – это неспособность принадлежать к чему-нибудь, что превосходит ваше личное понимание. Энтузиазма стало гораздо меньше. Человек как элементарная частица – это одна из клеток общества, которые ничем между собой не связаны.
У новых писателей (Вирджини Депант, Винсент Равалек, Мари Даррьёсек) нет никакой общности стиля, эстетики. Общее – места, те самые «места отдыха», о которых я говорил. Сегодня объединяют не идеи, а места, в которых люди проводят время. Нынешний мир холоден, геометричен, депрессивен. Его содержание – это прилаживание в нем временно существующей материи. После смерти нет ничего. Как ни странно, из ценностей и установлений прежних эпох выжило всего одно явление: пара, союз двоих (непереводимое французское слово le couple).