Франция. Оливковая ферма

Ближе к вечеру из Англии на двух машинах приезжают мои друзья и привозят с собой несколько предметов обстановки: два больших глиняных горшка с Крита, которые будут дивно смотреться по сторонам ведущей в бассейн лесенки, другие полезные мелочи и, самое главное, мою почту. Мы даже не пытаемся скрыть своего огорчения из-за фиаско с водопроводом. Пока Мишель кормит их салатом и рассказывает всю водяную сагу в подробностях, я ухожу в нашу спальню, чтобы прочитать письма. В большинстве из них рекламные листовки, некоторые пришли от дальних друзей, из вторых рук узнавших о последних событиях в моей жизни — «звучит просто изумительно, дорогая!» — а кроме того, есть и письмо от моего агента. В нем может быть одно из двух: либо полученные на мое имя письма от поклонников, либо чек. Конверт совсем тоненький, и у меня в груди загорается надежда. Трясущимися руками я открываю его и про себя молюсь, чтобы это не был чек на какую-то смешную сумму вроде сорока семи пенсов, которые я недавно получила от Би-би-си за продажу моей программы одному карликовому кабельному каналу в Ботсване. В конверте оказывается банковское извещение о том, что на мой счет переведены деньги за несколько продаж моего фильма «Все существа, большие и маленькие». Этой суммы вполне хватит на новый насос. И еще на то, чтобы сделать первый взнос за очистительную систему для бассейна. Теперь я точно знаю, что у нас все будет хорошо!

Словно победным флагом, размахивая письмом, я выбегаю на верхнюю террасу. Семья и друзья, сидящие внизу, шумно радуются счастливой новости и поднимают за нее бокалы.

Мишель садится в машину и мчится в деревню звонить месье Дольфо, а мы тем временем накрываем стол и меняем кассету в магнитофоне. Ликующая музыка эхом отражается от склона. Проблема с водой решена!

Сколько важных вещей мы в городах принимаем как должное. Простейшая радость умыться и почистить зубы. Неземное блаженство намылиться с головы до пят и взбить на голове пышную шапку шампуня… Ванесса находит течь в одной из труб — из крошечной дырочки, как из гейзера, вырывается фонтанчик. Девочка прыгает в нем, скользит по намокшей земле, вопит и хохочет. Ее восторженные крики заставляют замолкнуть даже цикад.

* * *

— Видите, дом выходит на юго-запад. Из окон виден Каннский залив и гавань Фрежюса. А если встать на цыпочки на верхней террасе или по приставной лестнице подняться на нашу плоскую, посыпанную гравием крышу, можно ясно увидеть два дремлющих у каннского берега острова-ящерицы, Леренские острова.

По вечерам вдоль дороги, бегущей по самому краю берега, зажигаются фонари, и с нашей верхней террасы она кажется бесценным бриллиантовым ожерельем, небрежно брошенным на берег чьей-то рукой. А иногда горы Эстерель бывают дымчато-голубыми и напоминают японскую гравюру. На закате небо над ними становится нежно-розовым и похожим на стаю фламинго из какого-то миража.

Наши друзья вслед за нами начинают проникаться очарованием этой заброшенной фермы, а значит, мы теперь не одиноки. И, возможно, не такие уж сумасшедшие.

Благодаря нашим гостям отель месье Парковка теперь полон. Он с удовольствием вывешивает табличку «Complet» и отныне готов навсегда забыть о случаях незаконного пользования душем. Мы рассчитываемся с ним, а Ванесса и Кларисса собирают свои вещи, чтобы перебраться к нам на виллу. И — самое главное! — они делают это с радостью.

* * *

— Papa! Papa, viens içi![59] — кричит Кларисса.

Мы бросаем инструменты и спешим к ней. Сестры стоят на коленях и смотрят в темную гладь пруда.

— Il у a des poissons![60]

Я так и знала! С того знойного, комариного утра, когда мы обнаружили пруд, я часто возвращалась к нему и пытливо вглядывалась в непроницаемую, как черное стекло, поверхность. Кларисса, всегда занятая маленькими тайнами живой природы, весь последний час банками набирала воду под краном — какая невероятная роскошь! — и таскала ее в пруд. Свежая вода взбаламутила тину и тех, кто жил в ней. И вот почти на самой поверхности плавают три большие рыбины — каждая не меньше фута в длину.

— C’est incroyable![61]

Мы все вчетвером, точно страдающие от жажды мартышки, склоняемся к пруду и разглядываем его обитателей. Это либо карпы, либо огромные золотые рыбки. Со дна поднимается еще одна. И еще. Всего мы насчитали их пять или шесть. А может, и семь — трудно сказать точно, потому что они то появляются, то снова уходят на глубину. Но первые три были самыми большими.

— И как же они здесь выжили? — вслух удивляюсь я.

— Наверное, питались планктоном и водорослями. Но все равно это чудо.

И правда, чудо. Еще одно свидетельство того, что «Аппассионата» жива. Интересно, какие диковины ожидают нас завтра?

* * *