Франция. Оливковая ферма

От такой наглости у меня перехватывает дыхание, но все-таки в очередной раз нам приходится заплатить ему сумму гораздо большую, чем та, о которой мы договаривались. Вслух я благодарю его за работу, но про себя решаю, что никогда больше мы не воспользуемся услугами этого жулика. Слава богу, что хотя бы розы заказала не у него.

Вечером я разговариваю по телефону с Мишелем, и он соглашается с тем, что нам давно уже пора найти себе более надежного помощника. Только когда мы прощаемся, я вспоминаю о сегодняшней пантомиме Ди Луцио. Мишеля мой рассказ очень веселит.

— «Котелок и кожаные сапоги»?! — восклицает он. — Ну конечно, как же я об этом не подумал!

— Котелок и кожаные сапоги? — повторяю я недоуменно.

— Ну да. Дыней здесь называют шляпы-котелки из-за их формы, а все вместе — это название очень популярного во Франции сериала.

— А по-английски он как назывался?

— Не помню. Завтра вспомню и перезвоню тебе.

— А я в нем играла?

— По-моему, нет.

Новость о моей славе распространяется с невиданной быстротой, и вскоре все соседи твердо знают, что я играла роль Эммы Пил в сериале «Мстители», ставшем во Франции культовым. Здесь он шел под названием «Котелок и кожаные сапоги» в честь любимого головного убора Стида и обуви миссис Пил. Все мои протесты пропадают втуне — в ответ на них местные только вежливо улыбаются и кивают, видимо приписывая их излишней скромности или желанию актрисы защитить свое право на личную жизнь. В их глазах я все равно остаюсь звездой. Но самой забавной оказывается моя собственная реакция на эту вновь обретенную, хотя и незаслуженную славу.

Раньше я чувствовала себя совершенно непринужденно, с утра влезала в шорты и простую футболку да так и ходила в них весь день, иногда забывая причесываться. Теперь же, перед тем как поехать в деревню за теплым багетом, я непременно крашу губы и глаза, а на смену шлепанцам на веревочной подошве пришли босоножки на каблуке и педикюр. Сколько же в нас тщеславия! Сам человек — ничто, имидж — все! Именно от этого я и пыталась убежать, когда мы нашли «Аппассионату».

* * *

Через несколько веков после того, как римляне научили французов отжимать из оливок масло, местные фермеры стали объединяться в кооперативы с общим на всех прессом. Этим местное производство сильно отличается от итальянского — там оно до сих пор остается по преимуществу семейным бизнесом. Оливки в Провансе выращивают на многих, даже совсем мелких, фермах, и весь урожай в конце сезона свозится на ближайший пресс, после чего отжатое холодным способом масло продается под единой маркой или используется в собственном хозяйстве. Нас с Мишелем эта система вполне устраивала. Лучшие сорта оливкового масла весьма дороги, поскольку их производство требует массы усилий. Оливы не нуждаются в частом поливе, зато их надо защищать от вредителей, раз в два года обрезать кроны и каждый двадцать первый день, начиная с июля по середину октября, вносить удобрения. Теоретически все это мне уже известно, но по-настоящему я понимаю, какой это тяжкий труд, только когда нахожу «своего человека» и начинаю работать вместе с ним.

* * *

Ди Луцио заканчивает свою работу, забирает инструменты и уезжает, а на «Аппассионату» вновь опускается тишина и спокойствие.

Зеленая изгородь уже посажена, и скрепя сердце я отдаю Амару оговоренную сумму плюс еще несколько тысяч франков за навоз. На прощанье он советует мне поливать кусты ежедневно и мстительно добавляет, что не может ручаться за продолжительность их жизни, поскольку в такую жару кусты никто не сажает. Мне очень хочется швырнуть в него тяпкой.

Опасаясь за жизнь наших драгоценных новых кустов, я откладываю сценарий и спешу в деревню, где покупаю несколько мотков садового шланга. Рене любезно помогает с их соединением, и я очень ему благодарна: одна бы вряд ли справилась. Мы возимся довольно долго, и в результате желтый шланг, извиваясь, как змея, бежит вдоль каменной лестницы вниз — к подножию холма и зеленой изгороди.

Пока я ездила в магазин, многочисленное семейство Рене распилило последние стволы и увезло их на своих прицепах. Теперь все работы на участке закончены. В благодарность за помощь я предлагаю Рене задержаться на une petit apéritif, и он охотно соглашается. Пастис? Нет, он предпочел бы бокал красного вина. Вместе с бутылкой я ставлю на стол мисочку с оливками и тарелку с фисташками — скромная закуска, поскольку у меня не было времени заехать в продуктовую лавку. В приятном молчании мы потягиваем вино и слушаем вечерние песни лягушек.

— Это с ваших деревьев? — спрашивает Рене, указывая на оливки.

Я отрицательно качаю головой.

— Знаете, с тех пор как я вышел на пенсию, я зарабатываю деньги на своей rêve[111], — продолжает он. — Лесной склад — это не мой бизнес. Я просто выручаю друга, который пока не может нанять помощника.

Он просит меня угадать его возраст. Это опасная игра, и обычно я стараюсь от нее уклониться. Но теперь мне не хочется лукавить, и я для разнообразия говорю правду:

— Шестьдесят с небольшим?

Рене смеется и качает головой.