Здесь нелишним будет подчеркнуть, что западные географические открытия и колонизация были преимущественно купеческой акцией, осуществлявшейся в большой мере в интересах купцов и на их деньги. Но чрезвычайные для своего времени масштабы европейской торговли в XVI в. стали итогом длительного ее развития в средние века. Поэтому естественно витает вопрос: почему именно на Западе торговля в средние века получила столь беспримерное развитие? На него весьма удачно в одной из своих работ ответил Ф. Энгельс. Говоря о Турции, он писал, что «турецкое, как и всякое другое восточное владычество, несовместимо с капиталистическим строем; извлеченная прибавочная стоимость ничем не обеспечена от хищных рук сатрапов и пашей; нет налицо первого основного условия буржуазного приобретения — обеспеченности личности купца и его собственности». Действительно, для успешного развития торговли нужны были гарантии неприкосновенности личности и собственности, гарантии политико-правовые. И именно только на Западе купечество добилось таких гарантий в средние века.
Их обеспечивал вольный, самоуправляющийся город, город-коммуна, возникший благодаря коммунальному движению XI–XII вв., охватившему многие районы Европы. Городские вольности положили жесткие пределы власти феодальных сеньоров. И хотя купцов нередко грабили на дорогах, все же за стенами своих городов и под охраной своей городской милиции они могли спать сравнительно спокойно.
Важно подчеркнуть, что вольный город — феномен западноевропейский. За границами Запада в средневековом мире известно лишь два вольных города — Псков и Новгород, кстати, тесно связанные с западными городами, и в конце концов жестко поплатившиеся при Иване Грозном за свою вольность и западничество.
Начало быстрой урбанизации Запада, зарождение множества новых городов и возрождение старых римских, также относится примерно к тысячному году. Будучи поначалу под властью феодальных сеньоров, города, немного окрепнув, стали добиваться свободы. И вполне понятно, почему. У них уже был готовый образец для подражания — феодальные сеньоры, которые к этому времени во многих западных странах уже добились своей свободы от королевской власти. И городские общины домогались такой же суммы прав, которой обладали сеньоры, и, получив их, становились в полном смысле «коллективными сеньорами». Таким образом, вольные города были плотью от плоти феодализма. Но какого феодализма? Мы ведь со школьной скамьи привыкли считать, что в средние века феодализм повсюду был, и в Китае, и в Византии, и на Руси, и на Западе. В данном случае речь может идти только о западном феодализме, который столь существенно отличался от общественных устройств других цивилизаций, что применительно к ним в идеале не стоило бы и использовать понятия феодализма вообще.
Здесь, конечно, не место для обстоятельного разбора исторических проблем, в частности проблем феодализма. Но поскольку феодализм сыграл чрезвычайно важную роль в тысячелетней эволюции Запада, создав, например, особо благоприятные условия для развития городского рыночного хозяйства, так что с полным правом можно было бы сказать, что феодальный сеньор, сам того не желая, породил буржуа, на основных моментах этой эволюции все же стоит кратко остановиться.
Прежде всего, феодализм — это не способ производства и не форма производственных отношений. Это общественно-политический строй, сложившийся независимо от аграрного производства и аграрных отношений. Становление его происходило в первую очередь по линии организации и распределения политической власти, сначала между феодальными сеньорами, включая сюда и королей, а затем между ними и городами. В итоге тысячу лет назад определился своеобразный специфический западный общественный строй, состоявший из множества персональных или коллективных носителей власти. Отношения по социальной вертикали, между сеньорами и вассалами, королями и городами и т. д. строились при этом на договорно-правовой основе, и всякая вышестоящая власть, в том числе и королевская, в отношении низших была четко ограничена. Это была своего рода конфедеративная социально-политическая система.
Она отнюдь не была совершенной, поскольку давала широкий простор политическим конфликтам и вооруженным усобицам. Но все же это была именно система с ясно конституировавшимися принципами организации, а не просто «феодальная раздробленность», каковое понятие крайне неудачно к ней часто прилагают.