Франция в эпоху позднего средневековья. Материалы научного наследия

Во многовековой политической истории Запада шло постоянное состязание между представительным управлением, при котором исполнительная власть, в лице короля или кого другого, подлежала контролю и ограничению, и различными формами авторитарного управления. Стремление к ним проявилось очень рано. Если оставить в стороне раннее средневековье и ограничиться тысячелетием истории Запада, то впервые оно сильно дало о себе знать в виде имперской идеи и мечты о восстановлении Римской империи. Незадолго все до того же тысячного года, в 962 г., германский король Оттон I, совершив поход в Италию, короновался в Риме императорской короной. Тогда и было провозглашено создание Священной Римской империи, которой было суждено просуществовать до 1806 г. Императорская власть при этом изначально мыслилась как неограниченная, абсолютная, наподобие власти прежних римских императоров, и распространенная на весь Запад, а также и на Восток, Византию. Однако это был лишь идеал, реализовать который так и не удалось. В период своего наибольшего могущества, при императорах из династии Гогенштауфенов (ХИ-ХШ вв.), особенно при Фридрихе I Барбароссе и его внуке Фридрихе II, имперская идея потерпела сокрушительное поражение, когда императорам не удалось сломить сопротивление североитальянских вольных городов, немецких феодалов и папства. Несомненно, для Запада было великим благом то, что империя не состоялась, ибо она своей тяжестью подавила бы общество настолько, что оно утратило бы силы для социального, хозяйственного и духовного развития.

Однако идеал империи при этом отнюдь не исчез и не утратил привлекательности. Он как мираж продолжал маячить над Западом на протяжении всей его дальнейшей истории, соблазняя многих сильных правителей. В XVI в. к нему устремился сначала император Карл V Габсбург, а затем его сын — испанский король Филипп II. В XVII в. он сильно искушал французского короля Людовика XIV, «короля-солнце». Столетием спустя его на какое-то время все же достигнет Наполеон. А в нашем столетии он воскреснет со страшной силой в планах Гитлера, который отнюдь не случайно подчеркивал преемственность между своим Третьим рейхом и первым рейхом Гогенштауфенов.

Но если имперская идея оказалась слишком слабой в масштабах универсальных, европейских, то она проявила гораздо большую жизненную силу в масштабах национальных, вылившись в идею абсолютной монархии. Теория абсолютизма, заимствованная в своих основных положениях из римского имперского права, появилась на Западе задолго до того, как она стала успешно воплощаться на практике. Еще в XIII в. юристы во Франции формулируют принцип: «король Франции является императором в своем королевстве», обосновывая, что власть короля подобна власти римских императоров.

Окончательно утверждаются абсолютистские режимы в отдельных странах Европы в XVI–XVII вв., непременно при этом подавляя или упраздняя сословно-представительные институты власти. Абсолютная монархия как будто закономерно сменяла сословно-представительную, вступая в свою прогрессивную роль на период зарождения капитализма, как обычно осмысляет это явление наша историческая литература. Но действительно ли абсолютизм в истории Запада сыграл некогда эту роль, в частности по отношению к раннему капитализму? Характерно, что наиболее успешно социально-экономическое развитие шло в тех странах, где абсолютистским поползновениям монархии был быстро положен предел. Так случилось в Нидерландах, где в результате революции в конце XVI в. северные провинции (Голландия) низложили своего короля, а полвека спустя — в Англии, во время Английской революции. В тех же странах, где монархия сумела добиться максимальной власти, как в Испании или Франции, она тяжким налоговым бременем и военно-политическими авантюрами душила социальную и хозяйственную активность, воскресавшую лишь после обуздания монархического своевластья. И так называемые буржуазные революции были революциями в первую голову антиабсолютистскими, для которых прежде всего важно было оградить или восстановить былые права сословий, оформлявшиеся еще при сословно-представительной монархии, которые абсолютизм всячески умалял. В результате революций восстанавливались или получали новые силы представительные органы власти как гаранты этих прав. Поэтому в тех странах, где монархии вообще не удалось сколь-нибудь сильно заявить о своих притязаниях на абсолютную власть, как это было в Дании или Швеции, то там и нужды в революции не было. Думается, что эти страны должны быть благодарны своей судьбе за то, что она избавила их от этих кровавых потрясений.