Франция в поисках внешнеполитических ориентиров в постбиполярном мире

угрозе и инструментах её отражения, о национальных интересах, о врагах и союзниках, о возможных

гарантиях безопасности.

46 См.: Тюлин И.Г. Внешнеполитическая мысль современной Франции / И.Г.Тюлин. - М.: МО, 1988. Глава 2: Теории международных отношений.

36

реализма представлений о мировом порядке, построенном на равновесии сил, как результате соперничества держав, ставили под вопрос силовой

детерминизм американской школы: он сужал потенциальные возможности

проведения политики независимости Франции в условиях непререкаемого

военно-технического превосходства сверхдержав. Р.Арон в книге «Мир и

война между нациями» отрицал монополию какого-либо государства на

власть в мире, указывая на существование множества центров власти и

отстаивая тем самым идею многополюсного мира в противовес жёсткой

биполярности эпохи холодной войны. Не случайно в книге Арона, а это

было одно из первых французских сочинений по теории международных

отношений, важное место занимают рассуждения о силе и могуществе47, как

о средствах проведения внешней политики. Арону принадлежит определение

“могущества”(“puissance”), принятое сегодня во французской политологии.

Он различает «наступательное» и «оборонительное» могущество.

«Наступательное» могущество на международной арене – это «способность

одной политической единицы навязать свою волю другим». Под

оборонительным могуществом соответственно понимается «способность

политической единицы не дать другим навязать ей свою волю»48. При этом

автор делает важное с точки зрения нашего сюжета замечание: «могущество

не есть некий абсолют, оно относится к сфере отношений между людьми».

Тем самым могущество выводится из сферы анализа объективного, т.е.

исчисляемого и измеряемого соотношения сил. Р.Арон отделяет «ресурсы

или военную силу»(ressources ou la force militaire), которые могут быть

оценены объективно, и “могущество”, которое, принадлежа области

человеческих отношений, не зависит только от средств и инструментов, а

связано с действием, с человеческой или государственной деятельностью.

“Сила” предполагает мускульную мощь индивидуума или силу оружия для

47 Aron R. Paix et guerre entre les nations / R.Aron. – P.: Calmann-Lйvy, 1962,1984. Chap.2: La puissance et la force ou des moyens de la politique extйrieure.

48 Ibid. P.58.

37

государства. Но “сила - ничто без нервного импульса, изобретательности, решимости”49, и это замечание очень характерно для французской точки

зрения. Не случайно Р.Арон предваряет рассуждения о внешнеполитическом

могуществе замечанием, что “для французского уха выражение “политика

могущества” (power politics – англ. или Macht Politik – нем.) звучит странно, как перевод с чужого языка. “Политика силы” и п“олитика

могущества”(“politique de force” и “politique de puissance”), различаются для

него так же, как по-английски различаются power (сила, мощность, власть) и strength (сила, прочность), а по-немецки Macht и Kraff. С “политикой силы”

могут ассоциироваться памятная германская Macht Politik или поведение

непререкаемых гигантов биполярного мира – СССР и США.

Такая политика, по мнению Арона, никогда не может быть абсолютно

успешной ни для одного государства. Если, согласно М.Веберу, во

внутриполитическом плане государство и является единственной

инстанцией, обладающей монополией насилия, в мире такая монополия

одного какого-либо государства невозможна. В нём неизбежно будет

существовать множество центров власти, следствием и одновременно

доказательством чему является наличие постоянной угрозы войн, т.е.

применения насилия, как важного атрибута мировой политики.

“В отношении государства, - пишет Р.Арон, - мы предлагаем различать

военную, моральную, экономическую силы и могущество, которое является

применением этих сил в определённых обстоятельствах и с определёнными

целями” (курсив мой – Е.О.). В то время как оценка сил доступна

приблизительному измерению, оценить могущество, хотя оно и зависит от

сил, которыми располагает государство, можно с ещё меньшей долей

вероятности.

Соответственно подходит Р.Арон и к определению цели внешней

политики. В качестве парадигматической рамки своих рассуждений он

49 Ibid. P.59.

38

указывает на триаду “ могущество, слава, идея”50. «Если бы безопасность

была с очевидностью или по необходимости главной целью, можно было бы

теоретически51 определить рациональное поведение (на международной

арене). Важно было бы, в зависимости от конъюнктуры, определить

оптимальное измерение силы и действовать соответственно». Но

«политические единицы хотят быть сильными (fortes), не только для того, чтобы обескуражить агрессора и жить в мире. Они хотят быть сильными, чтобы их боялись, уважали или чтобы ими восхищались. В конечном счете, они хотят быть могущественными (puissantes)52, т.е. навязывать свою волю

соседям и соперникам, влиять на судьбы человечества, на будущее

цивилизации». Следовательно, «могущество может быть главной целью так

же, как и безопасность»53, оно относится к вечным, непреходящим целям, в

отличие от целей «исторических», т.е. определяемых временем и