дипломатической деятельности. Голлистская традиция исходит из
убеждения, что реальность не следует послушно принимать. Её надо
творить согласно собственному замыслу, следуя тому образу, который
Франция стремится утвердить на международной арене. Главное в этом
образе – представление об особой роли Франции в мире. Поддержание
международного могущества постоянно требует поисков путей
приспособления к новым условиям, а они с конца 80-х годов изменились не
в пользу Франции. В экономическом, политическом и стратегическом
плане возможности Франции противостоять тенденции однополярности
существенно сузились. Несмотря на то, что экономический и
промышленный потенциал страны, её внешнеторговые позиции и высокий
технологический уровень по-прежнему обеспечивают ей прочное место в
семёрке ведущих промышленных стран мира, формальные и материальные
факторы, которыми Франция обосновывала свою мировую
ответственность, начали терять былое значение. Принадлежность к клубу
постоянных членов Совета Безопасности ООН кажется спорным
преимуществом в условиях, когда кризисное урегулирование
осуществляется в рамках односторонних действий США. Обладание
собственным ядерным оружием становится не столь бесспорным
аргументом перед лицом новых угроз безопасности, таких как
международный терроризм, этнические конфликты, непредсказуемость
государств-изгоев, которые к тому же выявили несовершенство
государственных и общественных институтов страны. Усиление
556 В частности, в интервью журналу «Le Nouvel Observateur »(28 mai 1998).
445
гегемонистских тенденций во внешнеполитическом курсе США и их
экономическое превосходство серьёзно угрожают позициям Франции в
Средиземноморье и Африке – в традиционных “заповедных зонах”
французского влияния, сохранивших память о колониальном прошлом. В
Европе соотношение сил после объединения Германии, а позже в связи с
расширением на страны Восточной Европы, также изменилось не в пользу
Франции.
Во французской концепции внешнеполитического могущества
простое соотношение потенциалов не является единственно
определяющим, тем более что его материальные факторы не входят в
сферу исключительной компетенции дипломатии. Согласно знаменитой
формуле величия, принадлежащей отцу-основателю французской
политологии Р.Арону, «могущество, слава, идея», эффективность внешней
политики государства во многом зависит от совпадения
внешнеполитических устремлений государства и гражданского общества, от значимости его ценностей для международного сообщества.
Способность вписать национальные интересы в общечеловеческие
ценности, сформулировать универсальное гуманитарное послание, то есть
сумму принципов, которые Франция отстаивает на международной арене в
интересах всего человечества, - в этом и французская дипломатическая
традиция, и современные лидеры видят основу сохранения глобальной
роли страны.
С распадом Варшавского договора и прекращением противостояния
с СССР французская концепция безопасности претерпела существенные
изменения. Франция больше не видела прямой угрозы нападения на её
территорию, в бурно меняющемся мире она принадлежала к
благополучному и притягательному острову безопасности, которым
оставалась Западная Европа. Это позволило её дипломатии
сконцентрироваться на общеевропейских и глобальных проблемах. Бурные
446
изменения в Центральной и Восточной Европе – объединение Германии, распад социалистического лагеря и крупных многонациональных
государств – СССР и Югославии, вызвали к жизни политику, которую
можно назвать в целом «политикой сопровождения», хотя этот термин
исторически относился лишь к германскому объединению. С конца 80-х
годов растущее влияние Германии в постсоциалистических странах ЦВЕ
угрожало сместить центр европейского равновесия, что делало
неактуальной голлистскую мечту о Франции, доминирующей в Европе
Сообществ. «Политика сопровождения» германского объединения конца
80-х – начала 90-х годов стала ответом президента Ф.Миттерана на этот
вызов. Маастрихтский договор был для французской дипломатии
конструктивной реакцией на объединение Германии. Его заключение и
реализацию можно назвать главным французским внешнеполитическим
успехом первой половины 90-х годов. Курс на создание единой
европейской внешней и оборонной политики компенсировал растущий
политический вес Германии, а учреждение европейской валюты помогло
сковать потенциал немецкой марки.
Амбиции Ф.Миттерана имели не только национальное, но и
глобальное измерение. В этом смысле можно выделить ещё одно
направление «политики сопровождения» - ответ на крушение
социалистической системы, увеличившее риск международных,
этнических и социальных конфликтов и чреватое дестабилизацией всей
системы европейской безопасности, особенно если учесть непредсказуемое
развитие ситуации в бывшем СССР с его ядерным арсеналом. Кроме того, объединение Германии, исчезновение обязывающих условий
социалистической солидарности и кризис авторитарных режимов в
многонациональных государствах мог привести к пересмотру вопроса о
неприкосновенности границ, установленных по окончании второй мировой