Француз (СИ)

    Подплыв к берегу, он вместе с Ирваном выходит из воды. Я смотрю на них и любуюсь...симпатичные ребята.

   А я ещё раз ныряю, но теперь уже не так резво. Долго плыву под водой, обследуя дно. Вижу ещё одну сваю и пытаюсь встать на неё. Течение сильное, я едва удерживаю равновесие. Ирван с Борисом уже на берегу. Они беседуют. Мне приятно, что они так легко подружились – мой старый, и мой новый друг.  Француз что-то рассказывает, размахивая руками, а Борис внимательно его слушает. Две белые чайки что-то клюют у их ног…

    На обратном пути мы заезжаем ещё на один Святой источник. Здесь, в местечке Сельцо,  их целых два: один в деревянной избушке под навесом, а другой под открытым небом.

    Ирван снова пробует воду ногой и снова отказывается. Я его не уговариваю,  пусть лучше снимает, как это делаем мы.

     Первым ныряет в открытый источник Борис. Он окунается с головой три раза подряд, следом за ним это делаю я. Вода снова обжигает и снова бодрит. Через пять минут я полезу в воду ещё раз, уже по заявке (ну и похвастать решил, перед французом простительно).  Вечером Ирван покажет нам видеозапись нашего купания. (Кажется, я не очень фотогеничен…).

     «Бабушке только не показывай, - предупрежу я, - даже не говори, что мы в речке купались».

      На обратной дороге в машине мы слушаем радио «Брянская Губерния».

        «Это местное»? – интересуется Ирван.

        «Да», - отвечает Боря.

        И тут я слышу песню «Последняя осень». Её заказал один из радиослушателей.

       «Сделай громче, - прошу я Борю, - ещё громче».

       «В последнюю осень, ни строчки, ни вздоха, - поёт Шевчук хрипловатым голосом, - Последние песни осыпались летом»… Мы слушаем, затаив дыхание.

      Француз молчит. Не знаю, понимает он смысл песни, или нет. Может для него это просто красивая мелодия.

    А Боря начинает тихонько подпевать. Он тоже поёт лучше всех, по крайней мере, раньше пел.  В молодости у него был голос не хуже, чем у Градского. Это не моё хвастовство…

      Но вот последний аккорд стихает, и опять начинаются новости.

     «Знаешь, кто пел»? – спрашиваю я, поворачивая голову.

     «ДДТ, - отвечает Ирван, - Юрий Шевчук. Я знаю его песни. Это правда, что он  против Путина»?

     «Правда», - говорю я.

     «А за кого»?

      «Ни за кого, он за свободу. Таким уж уродился».

      «И вам разрешают его слушать»? – продолжает расспрос француз.

     «Видишь, слушаем, - отвечаю я, - и тебе позволяем.

       Ты, кстати, понимаешь, о чём он поёт в этой песне и к кому это он обращается:

       Ах, Александр Сергеевич милый, Ну что же Вы нам ничего не сказали? -

       Кто такой, этот Александр Сергеевич, знаешь»?

       Француз пожимает плечами.

      «Это Пушкин, – говорю я, - наше всё. Это к нему Шевчук обращается через века и поколения».

      «Я знаю, кто такой Пушкин, и что он для вас значит, - говорит Ирван, - я только думал, что эта песня не о нём…».

      «Ну, песня не совсем о нём, - соглашаюсь я, - она об осени, любимой его поре».

    Я рассказываю Ирвану историю «Болдинской осени», о холере в Москве в восемьсот тридцатом году,  о том, что Пушкин из-за неё задержался в Болдино на три осенних месяца, что в это время он и написал  тридцать лучших своих произведений. Потом Пушкин ещё два раза посещал  это место и оба раза тоже  продуктивно.

    «Осень у Пушкина – лучшая его творческая пора», - говорю я.

    «Ты умеешь рассказывать, - говорит Ирван, - приедем к тебе домой, я это тоже всё запишу. Мне это поможет в разгадке русской души».

     Я снова чувствую, как француз благодарно пожимает моё плечо.

   Часть V. Глава IV.

    «Не сильно поможет, - отвечаю я, - ваш маркиз де Кюстин целый год по нашей стране катался, а толку. Всё высматривал, как наши люди живут. Оно ему надо? Книгу потом написал об этом в тысячу двести страниц, правдивую, конечно, но за неё потом добродушнейший Жуковский обозвал его собакой. Нам не правда о нас нужна, мы её и без иностранцев знаем, нам важно другое – как ты относишься к России: с любовью или нет. Маркиз описывал всё в насмешливом тоне, а насмехаться над собой русские никому не позволяют. Наполеон и Гитлер поняли это…правда слишком поздно».

   Я поворачиваюсь к Ирвану проверить, слушает он меня, или нет?

   Француз в ответ снова пожимает моё плечо.

    Боковым зрением я вижу, как мимо нас проезжает Нива Шевроле.

         «Моя машина», - говорю я.

      «Жалко? - спрашивает Ирван, - в который раз ты уже это говоришь».

       «Есть, маленько», - отвечаю я нехотя.

        «Отжали тачку, а ты не переживай, - смеётся Борис, - купишь себе новую, крутую».

   Уже на въезде в город, Ирван неожиданно вспоминает, что так и не приобрёл подарка для моей жены.

    «Сейчас мы это исправим, - говорю я, - возле  памятника Гагарину есть магазин «Малахитовая шкатулка».  Там  продаются поделки из натуральных камней. Моя жена любит такие вещи».

     Припарковавшись у стадиона «Динамо», мы направляемся к магазину.

      Внутри тихо и прохладно, кондиционер работает почти бесшумно.

      Все полки в магазине снизу до верху уставлены вырезанными из камней безделушками.  Слоники, черепашки, лягушки и прочая не нужная в быту живность чередуются с вещами нужными: стаканами, ложками, блюдцами и другой утварью.

    Ирван в замешательстве, что выбрать?