На пути им попалась глубокая колея от телеги. Француз выпустил руку Доны и немного вырвался вперед, а она, как тень, следовала вплотную за ним. Слева вдали мелькнула река и тут же пропала, скрытая живой изгородью, затем появилась вновь в просветах между подлеском и папоротником. От реки поднимался теплый медовый воздух. Француз вел Дону к низкорослым корявым деревьям, сбившимся в кучку у самой кромки воды. За узкой полосой отмели начиналась бухта, открытая со стороны морской гавани, на дальнем берегу которой расположился маленький городок.
Дона бросилась на землю под деревьями. Не успела она отдышаться, как один за другим начали подходить матросы из их команды — молчаливые, таинственно возникающие из тьмы.
Капитан шепотом провел перекличку и, убедившись, что все в сборе, заговорил с ними по-бретонски — о чем, Дона не могла понять. Он махнул рукой в сторону бухты, указывая на что-то пальцем. Вглядевшись внимательней, Дона заметила расплывчатый, сливающийся с темнотой силуэт корабля, стоящего на якоре. Он мерно покачивался на волнах, постепенно разворачивавших его против течения, лицом к ним. С началом отлива вода стала бурлить вокруг его корпуса. Судно не подавало никаких признаков жизни, только сигнальный фонарь тускло горел высоко на его мачте, да, когда его относило течением от буя, к которому судно было пришвартовано, над водой раздавался глухой скрип. В этом скрипе слышалось что-то скорбное, будто судно это давно покинуто и обречено. Из гавани в бухту донесся легкий порыв ветра. Француз поднял голову и, нахмурившись, поглядел на запад, в сторону городка, подставив щеку под ветер.
— В чем дело? — наивно спросила Дона, дернув его за рукав и угадывая, что не все ладно.
Француз потянул носом воздух, словно животное, идущее по следу, и, немного подождав, ответил:
— Ветер переменился на юго-западный.
Дона тоже подставила лицо ветру, который последние сутки дул с суши, но сейчас явно шел с моря. У него был влажный солоноватый привкус, и налетал он порывами. Из союзника он роковым образом превратился во врага. Мысли с бешеной скоростью, обгоняя друг друга, пронеслись в голове у Доны: что будет с их шхуной, смогут ли они осуществить задуманное, что будет с ними?
— Что вы собираетесь делать? — беспомощно спросила она.
Француз не ответил. Повернувшись, он зашагал по скользким валунам и гнилым водорослям к полосе отмели, тянувшейся вдоль бухты. Матросы безмолвно последовали за ним, изредка кидая взгляд то на небо, то на юго-запад, откуда дул ветер.
И вот наконец они стоят напротив погруженного в сон судна. Из-за перемены направления ветра усилилось волнение воды вокруг него, судно переваливалось с боку на бок, издавая неприятный скрипучий звук. Француз отделился от остальных и сделал знак Пьеру Бланку следовать за ним. Выслушивая указания, матрос по-обезьяньи кивал головой. Затем Француз вернулся и сказал, обращаясь к Доне:
— Только что я велел Пьеру Бланку переправить вас назад, на
— Почему? — с горечью воскликнула Дона, ощущая в груди предательский холодок. — Почему вы меня отсылаете?
Он снова поднял голову к небу, и на щеку ему упала капля дождя.
— Погода сыграла с нами злую шутку, — сказал Француз. —
— Я понимаю, какие трудности готовит погода, — она может помешать вам увести судно. Ни ветер, ни прилив вам больше не союзники. Поэтому вы и хотите удалить меня. Не правда ли, в этом причина? — в волнении спросила Дона.
— Да, — сказал Француз.
— Но я не пойду, — твердо заявила она.
Он молчал, и Дона не могла, сколько ни пыталась, увидеть выражение его лица, потому что оно снова было повернуто в сторону гавани.
— Отчего вы хотите остаться? — глухим, прерывающимся голосом спросил он, и у Доны захватило дух, будто она полетела с высокой горы.
«Что значат сейчас приличия? — стучало у нее в голове. — Зачем нам притворяться, если не сегодня-завтра, неровен час, мы оба погибнем и ничего не случится из того, что могло быть у нас». До крови вонзив в ладони ногти, она выговорила с внезапно охватившей ее страстью:
— Будьте вы прокляты, если не знаете, отчего я хочу остаться.
Обессиленная своим порывом, она с трудом следила за происходящим: вот он смотрит на нее, затем в сторону, потом раздаются его слова:
— Поймите, по той же причине я хочу, чтобы вы ушли.
Они стояли не шевелясь, стараясь найти нужные слова. Будь они одни, слова, может быть, и не понадобились бы. Стыдливость, удерживавшая их до сих пор, рухнула в один миг. Внезапно он тихо засмеялся, взял ее руку, перевернул и поцеловал в ладонь.
— Ладно, останься, — сказал он. — Если не судьба, то нас повесят на одном дереве — тебя и меня.