Французская демократия

Я утверждаю, что такое предложеніе въ связи съ другими подобными фактами послѣднихъ 16 лѣтъ, доказываетъ, что сословное чувство пробудилось въ рабочемъ классѣ небывалымъ доселѣ образомъ. Оно доказываетъ, что половина и болѣе французской націи вступила на политическое поприще и внесло съ собой туда идею, которая рано или поздно совершенно преобразуетъ общество. И вотъ, за то, что горсть людей попыталась выразить это сознаніе и эту идею, ихъ обвиняютъ въ намѣреніи возстановить касты! Ихъ устраняютъ отъ національнаго представительства, какъ ретроградовъ, людей опаснаго образа мыслей; на манифестъ ихъ указываютъ какъ на попытку возбудить въ гражданахъ взаимную ненависть. Журналы выходятъ изъ себя; мнимо–демократическая оппозиція раздражается взрывомъ негодованія; устраиваются контр–манифесты; съ напускнымъ пренебреженіемъ спрашиваютъ, не воображаютъ ли авторы манифеста, что лучше знаютъ свои права и выгоды, и съумѣютъ лучше защитить ихъ, чѣмъ г. г. Мари, Ж. Фавръ, Э. Оливье, Ж. Симонъ, Пельтанъ. Въ средѣ общества обнаруживается общественный фактъ, имѣющій громадное значеніе: самое многочисленное и самое бѣдное сословіе, бывшее доселѣ въ пренебреженіи, потому что не сознавало само себя, вступаетъ въ политическую жизнь. А глашатаевъ этого событія, рабочихъ, свидѣтельствующихъ о немъ, предаютъ злобѣ буржуазіи, какъ нарушителей общественнаго спокойствія, какъ злоумышленниковъ, какъ орудіе полиціи! Шуты!

Событіе это тѣмъ знаменательнѣе, что установленный нами принципъ необходимости для каждаго собранія людей – касты, корпораціи иди племени – обладать самосознаніемъ, чтобы составить изъ себя государство или чтобы принять участіе въ управленіи обществомъ и возвыситься до политическаго существованія, – что этотъ принципъ, говорю я, можетъ быть принятъ, какъ законъ, общій всѣмъ народамъ и примѣнимый къ исторіи любой націи. Нѣкоторое время римскіе плебеи не имѣли самосознанія; они были кліентами патриціевъ и управлялись послѣдними по положеніямъ семейнаго права. Достигнувъ полнаго самосознанія и, вслѣдствіе этого, признавъ равенство свое съ патриціями, они потребовали участія въ брачныхъ союзахъ, въ жертвоприношеніяхъ и въ почестяхъ; они получили трибуновъ, veto которыхъ останавливало сенатскія рѣшенія; они добивались сообщенія имъ формулъ; они достигли собственности раздѣломъ завоеванныхъ областей и ageris publici. Къ несчастію, какъ я уже замѣтилъ (часть I, гл. II, № 1), отъ самосознанія они не умѣли возвыситься до сознанія новаго закона. Это было дѣломъ христіанства.

Въ Англіи, какъ и во Франціи, рабочіе классы достигли до сознанія своего положенія, права, назначенія. Они соединяются, организуются, приготовляются къ промышленной конкуренціи и не замедлятъ потребовать своихъ политическихъ правъ рѣшительнымъ установленіемъ всеобщей подачи голосовъ. По словамъ одного писателя, рабочее населеніе Англіи, пользуясь средствомъ, предоставляемымъ ему англійскими законами и недавно допущеннымъ нашимъ законодательствомъ у насъ, а именно, средствомъ коалиціи, составляетъ организацію въ шесть милліоновъ человѣкъ. А наши рабочія ассоціаціи заключаютъ въ себѣ меньше 100,000 лицъ. Что за раса, эти упорные, неукротимые Англо–Саксы, идущіе къ своей цѣли медленно, но вѣрно, которымъ въ великихъ экономическихъ и общественныхъ вопросахъ если не всегда принадлежитъ слава изобрѣтенія, за то такъ часто честь перваго осуществленія!

Исторія французской буржуазіи въ теченіе послѣднихъ 100 лѣтъ подтверждаетъ этотъ законъ, хотя, правда, съ другой точки зрѣнія и въ совершенно противоположномъ смыслѣ. Едва возникъ феодализмъ, какъ городское, промышленное и торговое населеніе пришло къ самосознанію, и результатомъ этого было учрежденіе коммунъ. Пока буржуазія имѣла передъ собой только два первыя сословія, духовенство и дворянство, сознаніе это сохранялось въ полной силѣ; мѣщанское сословіе отличалось, опредѣлялось, чувствовало себя, утверждало себя своимъ противуположеніемъ привиллегированнымъ сословіямъ. Генеральные штаты 89 г., гдѣ вначалѣ оно было удалено на задній планъ, рѣшили дѣло. Съ этихъ поръ духовенство и дворянство обратились въ политическомъ отношеніи въ ничто; среднее сословіе, по выраженіи Сіэйса, стало все. Но замѣтьте: какъ скоро буржуазія стало все, то внѣ ея уже не могло ничего быть; не могло существовать другаго сословія, кромѣ ея; ее уже ничто не опредѣляло, и она начала утрачивать самосознаніе, которое омрачилось и нынѣ почти угасло. Я просто только указываю на этотъ фактъ, не выводя изъ него никакой теоріи.