Французская империя и республика

Со многим из этого перечня можно согласиться. Вот только провокации фашиствующих молодчиков маловероятны. И вот почему. Даже если они действительно пытались бы сорвать празднование в честь победы над Германией, то вряд ли смогли бы повести за собою феллахов и других представителей народных масс. Ведь с самого начала войны, несмотря на все усилия фашистской пропаганды, ее постулаты, лозунги и призывы находили отклик только среди алжиро-европейцев. Именно при поддержке и согласии колониальных чиновников, которые, по словам видного французского коммунистического деятеля Фернана Гренье, «поголовно были фашистами», в Алжире действительно организовывались убийства и провокации. Но направлены они были в основном против коммунистов, поскольку их заказчиком выступала Французская народная партия (ППФ), созданная бывшим французским коммунистическим, а впоследствии фашистским политиком-коллаборационистом Жаком Дорио. Другая фашистская организация — Французская социальная партия (ПСФ), — по утверждению Р. Г. Ланды, так же, как и ППФ, «совсем не пользовалась у алжирцев кредитом, зато щедро финансировалась «сеньорами» колонизации». И только «с помощью некоторых крайне правых из ФТИ[22] и колонистов фашистам все же „удалось завербовать в свои организации несколько тысяч мусульман”». Но их влияние на умы и сердца алжирцев, в отличие от националистических идей арабских лидеров, было незначительным. На это указывал современник тех событий, итальянский журналист Энцо Рава. В частности, он писал, что война «застала Алжир в состоянии полного кризиса: колонисты все более ориентировались на фашизм, алжирцы — на радикальный национализм». На это же обращает внимание и А. Б. Широкорад, утверждая, что «поражение Франции во Второй мировой войне, а также оккупация Алжира американскими войсками привели к резкому росту националистических настроений в Алжире».

К этому необходимо добавить, что по окончании войны домой вернулось немало алжирских солдат, получивших боевой опыт в ходе сражений в Северной Африке, Италии и самой Франции и готовых с оружием в руках отстаивать право на свое национальное государство. Суммируя все эти факторы, можно согласиться с выводами, сделанными Р. Г. Ландой: «Корни восстания в мае 1945 г. прежде всего — в нежелании властей существенно менять что-либо в Алжире. Голод и прочие экономические тяготы лишь приблизили стихийный взрыв народного возмущения, но не лежали в его основе, как и возможные подстрекательства извне, о которых слишком много писалось во французской прессе. Разумеется, полностью лишен основания официальный тезис властей о «гитлеровских провокаторах», которые якобы инспирировали восстание, чтобы сорвать празднование победы над Германией. Глубокие причины восстания — в социально-политическом прогрессе Алжира за годы войны, в росте массовости, влиятельности и решительности патриотического движения». Так или иначе, но все эти причины стали теми главными пружинами, которые впоследствии, дополнившись многими другими, привели к алжирскому взрыву, называемому одними войной, другими — национально-освободительным восстанием.

Но пока, возвращаясь к 1945 году, нельзя не согласиться с Р. Г. Ландой, считавшим, что как бы ни были глубоки и важны причины, приведшие к майским событиям 1945 г., «более сложны причины поражения восстания». Они виделись ему в следующем: «Помимо очевидной его (восстания. — Авт.) неподготовленности и недозрелости (так как большинство народа еще не прониклось сознанием необходимости и неизбежности именно вооруженной формы борьбы), очень важную роль сыграла его несвоевременность. Она лишила восстание поддержки антифашистов-демократов и в Алжире, и во Франции, дала широкие возможности для искажения действительных намерений повстанцев». Впоследствии, по словам историка, сами националисты признали «инфантильный характер проявленной инициативы» и «беспорядочность руководства ППА в мае 1945 г.». «Призывая к восстанию, — пишет он, — лидеры ППА на деле его не подготовили. Составляя его планы, они не позаботились о том, чтобы сохранить их в тайне. Восстание фактически началось до сигнала ППА, который был дан 20 мая, то есть уже после его подавления».

После того как колониальные власти навели прежний порядок, в стране наступило затишье. Но это только казалось. «После расправы над националистами, — пишет А. Б. Широкорад, — в Алжире на несколько лет воцарилось спокойствие, что дало французскому правительству и «черноногим» основание считать, что с помощью репрессий они смогут подавить национально-освободительное движение. На самом деле националисты затаились и интенсивно готовились к войне».