Французская литературная классика на отечественном экране и русская на французском. Материалы научной конференции 9–10 декабря 2012 г.

Вот описание внешности мадам де Реналь: «Г-жа де Реналь, высокая, статная женщина, слыла когда-то, как говорится, первой красавицей на всю округу. В ее облике, в манере держаться было что-то простодушное и юное. Эта наивная грация, полная невинности и живости, могла бы, пожалуй, пленить парижанина какой-то скрытой пылкостью. Но если бы г-жа де Реналь узнала, что она может произвести впечатление подобного рода, она бы сгорела со стыда. Сердце ее было чуждо всякого кокетства или притворства»[27].

Или характеристика внешности Жюльена Сореля: «Среди бесчисленных разновидностей человеческих лиц вряд ли можно найти еще одно такое лицо, которое отличалось бы столь поразительным своеобразием».[28]

Безусловно, художник по костюмам фильма отталкивался от тех мелких штрихов в характере персонажей, на которые указывает писатель, чтобы фасоном, кроем, цветом костюма помочь актёру исполнить то, что заложено в литературном источнике.

Посмотрим, как укрепление положения Жюльена Сореля в доме де Реналей показывается и через перемены в его туалете: из бедного юноши он превращается во всё более изящного молодого человека, рубашки Сореля становятся всё изысканнее. А цветовая гамма платьев мадам де Реналь на протяжении фильма демонстрирует выстроенную художником по костюмам цветовую драматургию: белое, голубое, с розовыми цветочками, нежно-охристое платье в финале превращаются в красное с чёрным платком и, наконец, в чёрное траурное платье.

Существующая в отечественном кино традиция глубокого прочтения и бережного отношения к тексту литературного произведения берёт начало с первых лент, экранизирующих литературную классику.

Говоря об экранизациях французской литературы, нельзя не вспомнить картину «Гобсек» (1936)[29] как ещё один пример подхода к литературной основе и попытку отобразить ее на киноэкране.

Необыкновенно пластически выразительна сцена: старик сгорбился в кресле с высокой спинкой, смотрит на огонь в камине. Обшарпанные стены, неряшливая служанка. Мир Гобсека (Л. Леонидов).

Наряду с вниманием к игре актёров присутствует тщательное изобразительное воплощение великой драматургии.

При весьма ограниченных возможностях показа настоящей Франции, авторы фильма умудряются найти натуру, которая минимальными средствами даёт возможность передать другую страну: оператор, к примеру, показывает только цокольную часть домов на узенькой улочке. Мы видим в кадре небольшие дома с низкими окнами и деревянными ставнями. И непременного шарманщика. Точно уловив дух архитектуры Франции XIX века и выбрав правильный ракурс, он получает правдоподобную картину французского городского пейзажа.

Нельзя не сказать об очень выразительном кадре, снятом в лучших традициях отечественного кино: на крупном плане разрезается ножницами ткань – изобразительная метафора, означающая конец старой и начало новой жизни героини.

Безусловно, каждый режиссёр выбирает из классической драматургии, отличающейся истинным многообразием, многогранностью сюжета, те аспекты, которые отвечают его творческим взглядам.

Названные здесь фильмы: «Гобсек» К. Эггерта, «Красное и чёрное» С. Герасимова наглядно подтверждают, что российские кинематографисты подходят к экранизации литературной классики, в данном случае – французской, с позиций глубокого проникновения в характер драматургии, смысл произведения, стремясь передать все оттенки авторских характеристик героев, их отношений, мест действия и отразить их в изобразительном решении кинопроизведения.

Российские кинематографисты стремились найти визуальный эквивалент литературным описаниям, не просто иллюстрируя, но углубляя, придавая слову экранную выразительность.

Достоевский и брессон: „Действительность чисто духовного порядка“ Л. Ельчанинофф (Москва, Россия)

В «Дневнике писателя» за 1877 год Ф.М. Достоевский называет роман Л.Н. Толстого «Анна Каренина» наконец-то прозвучавшим в мире «русским словом». Фёдор Михайлович объясняет, в чём его особенность, сравнивая фабулу романа Толстого с фабулой «Мадам Бовари» Флобера. Фабулы схожи, а сюжеты диаметрально противоположны, и, следовательно, романы – о разном. Русский роман показал миру, что духовные законы в нашей жизни основополагающие. «Мне отмщение, и Аз воздам» – эти слова из Писания взял Толстой эпиграфом к своему роману, указывая на его истинный смысл. И подчёркивая это, Достоевский напишет: «…законы духа человеческого столь еще неизвестны, столь неведомы науке, столь неопределенны и столь таинственны, что нет и не может быть еще ни лекарей, ни даже судей окончательных, а есть Тот, Который говорит: „Мне отмщение, и Аз воздам“. Ему Одному лишь известна вся тайна мира сего и окончательная судьба человека»[30].