Врачи тут же решили приступить к этой удивительной ампутации и поэтому велели, заметим, весьма неосмотрительно, удалиться всем, кто окружал короля и держал его за фалды. И случилось неизбежное: поскольку противодействие тем усилиям, которые делали журавли, разом прекратилось, они унесли несчастного короля в небо, причем все это произошло так стремительно, что никто и охнуть не успел, не то что его удержать.
Легко себе представить, сколь потрясены были зрители этим новым несчастьем. Они долго следили глазами за полетом журавлей, вцепившихся клювами в свою королевскую добычу, но птицы летели так быстро, что вскоре скрылись из виду.
Бедная Скорлупка причитала так жалостливо, что заплакали даже фонтаны, а ее стоны, подхваченные эхом, прокатились по всему королевству.
Леденец тщетно старался утешить принцессу, ее страдание было так велико, что она упала без чувств и ее пришлось унести во дворец. Принц не отходил от нее ни на шаг, он как бы превратился в ее тень, изо всех сил стараясь привести ее в чувство. Что же касается принца Хека, то он нисколько не сочувствовал несчастью короля и нимало не заботился о болезненном состоянии принцессы, он спокойно съел обед, приготовленный для свадебного пира, а потом полакомился еще той пакостью, которую добыл охотой, пил при этом за троих и в конце концов заснул, чтобы лучше переварить пищу; он храпел, как орган, а когда проснулся, снова потребовал, чтобы Скорлупка поскорее шла с ним под венец, раз уж им пришлось прервать эту церемонию из-за пустякового приключения, о котором и говорить-то не стоит.
— Как вы смеете, — возмутилась печальная принцесса, — оскорблять меня и говорить о свадьбе, когда все королевство в горе! Ваше поведение, принц, лишь усиливает мое негодование. Уходите! И если вы когда-нибудь снова посмеете показаться мне на глаза, я сочту это за дерзость!
Гнев Скорлупки вызвал у Хека только смех.
— Поскольку вы моя жена, ну пусть не совсем, но почти жена, я не собираюсь вас покинуть, чтобы вас не огорчать.
— Она еще не ваша жена, — сказал тогда Леденец. — И я вам великодушно советую слушаться ее приказаний, раз она еще не стала вашей женой.
— Кто вы, дружок, и почему вы даете советы? Разве вас кто-нибудь об этом просит? Дорогуша, будьте добры, — добавил он, обращаясь к Скорлупке, — объясните мне, кто этот юный хлыщ, который вмешивается в чужие дела? Разве вы ему поручали отвечать за вас? И вообще, как вы посмели встречаться с ним без моего разрешения?
— Я не обязана давать вам отчет в своем поведении! — воскликнула принцесса. — Не доводите меня до крайности. Поскольку из-за несчастья, постигшего нашего бедного короля, вся власть в этом королевстве принадлежит теперь мне, вы не имеете права меня ослушаться. Уходите! Ваше присутствие мне отвратительно, оно оскорбляет мое горе.
Однако принц Хек продолжал настаивать на своем и объявил, что удалится только после того, как состоится свадьба.
— Напрасно вы упорствуете, — гордо сказал ему тогда Леденец. — Учитесь, невежа, подчиняться воле принцессы, не то, клянусь, я возьму метлу и всыплю вам пятьдесят ударов по пузу.
Эти слова были произнесены с такой твердостью, что принц Хек, который в довершение всех своих замечательных качеств был еще и трусоват, испугался. Он вышел из дворца, не оглядываясь, сел на ската и отправился на свой остров, обдумывая планы страшной мести.
Скорлупка была очень благодарна Леденцу за ту горячность, с которой он принял ее сторону и избавил ее от присутствия Хека. Ведь от него можно было ожидать чего угодно, не пошли ей судьба столь благородного защитника. И с этой минуты она, сама того не замечая, в знак признательности отдала ему свое сердце, за которое готовы были драться даже те, кто утратил к жизни всякий интерес. Что же до Леденца, то он принял такую дозу любви, что не мог ни спать, ни бодрствовать. Он ел теперь всего лишь четыре раза в день, одежда болталась на нем, как на вешалке, на него просто жалко было смотреть.
Горе, которое обрушилось на принцессу, не позволяло принцу ей открыться, признаться в том пламени, которое его пожирало. Зато он прекрасно закатывал глаза и кидал столь огненные взгляды на Скорлупку, что она их, конечно, замечала, хотя и имела осторожность не подавать вида.
Однажды она попросила его досказать ей свою историю, которая ее волновала больше, чем она смела себе признаться. Леденец, отличавшийся особой вежливостью и услужливостью, не заставил себя дважды просить.
Мы остановились на том, что я оказался в ловушке, словно в мышеловке. Нож был отточен, Канкан подходила ко мне все ближе, я пребывал в ожидании верной смерти, и вот в этот момент людоедка, ища соль, случайно угодила рукой в корзинку с вафлями, которые ей дала моя мачеха. В порыве чревоугодия она схватила одну из них и так жадно, так неосторожно сунула в рот, что те несколько зубов, которые у нее еще оставались, тут же сломались.