Французская литературная сказка XVII – XVIII вв.

Возлюбленные — ибо с этой минуты они стали возлюбленными — услышали друг друга. Язык сердца общепонятен, нужно лишь быть чувствительным, чтобы его понимать и на нем говорить. Любовь тут же зажигает пламя в сердце и озаряет лучом света разум. А услышав друг друга, они тут же захотели увидеться. Любопытство — плод первого знакомства. Короче, принц и принцесса двигаются навстречу друг другу, ищут друг друга, раздвигают ветки разросшихся кустов, и вот они уже стоят друг против друга! О боже! Какой восторг! Только если вам столько лет, сколько им, если вас с той же неотступностью терзают желания, если у вас такой же сумбур в голове, если в жилах ваших тот же огонь и если вы столь же несведущи в делах любви, вы в состоянии оценить, что с ними произошло. Обоих охватывает дрожь от новизны того, что они испытывают, они вкушали блаженство пробужденной чувственности. Они касаются друг друга. Молча. Потом у каждого вырываются какие-то невнятные слова, потом они начинают говорить и говорят безостановочно, задают тысячу вопросов и толком на них не отвечают, но именно такой сумбурный разговор им по душе, все их сомнения рассеяны: они понимают, что любят друг друга с первого взгляда, что нашли то, что искали, что они созданы друг для друга. Палисандр, который до сих пор не видел ни одной женщины, не считая Гарпагоны, открыл для себя новый мир. А Зирфиле, не обращавшей решительно никакого внимания на кавалеров при дворе Нинетты, казалось, что она встретила неведомое ей новое существо. Палисандр поцеловал руку Зирфилы. Бедное дитя, в своем неведении не считавшее, что оказывает милость, а тем более, что совершает проступок, ему не препятствовало. У Палисандра были лишь самые лучшие намерения, поэтому ему и в голову не приходило, что его нежные прикосновения могут кого-то оскорбить, и он осмелел, а Зирфила с детской непосредственностью отвечала ласками на его ласки. Не имея никакого представления о пороке, она, естественно, не знала, что такое целомудрие. [187]Они уселись на траве, крепко прижались друг к другу и принялись целоваться. Зирфила была готова на все, чего хотел Палисандр, она сама заключила своего возлюбленного в объятия. Палисандр положил руку на едва намечающуюся грудь Зирфилы и нашел губами ее губы. Души их слились в божественном опьянении, их уносит поток радости, они наверху блаженства, желание захлестывает их, они изумлены, что можно, оказывается, быть такими счастливыми и все же желать чего-то еще. Они наслаждаются всеми прелестями друг друга, которые доступны взорам, не подозревая, однако, что есть и нечто скрытое, без чего полного счастья, увы, не наступит. И все же мне кажется, что за этот первый урок любви они уже многому научились.

О, милые дети! Они были так поглощены друг другом, что забыли обо всем на свете и не собирались расставаться. Но так как они не вернулись с прогулки в положенное время, то и Гарпагона, и Нинетта порознь отправились искать своих воспитанников. Голоса фей вспугнули юных возлюбленных, и они нехотя разбежались в разные стороны. Только надежда на то, что они увидятся завтра и смогут снова насладиться теми же радостями, заставила их оторваться друг от друга. Если феи заподозрят, что они нашли друг друга, их разлучат — это было яснее ясного. Первое чувство так доверчиво в своих желаниях и так робко в своих порывах.

Образ Зирфилы, запечатлевшийся в душе Палисандра, сделал для него Гарпагону еще отвратительней, чем прежде. Что до Зирфилы, то хоть ей и пришлось расстаться с Палисандром, та радость, которую она испытала в его невинных объятиях, придала новый блеск ее красоте и озарила ее каким-то внутренним светом. Ведь известно, что удовольствие красит человека, а любовь его озаряет. Однако у меня нет слов, чтобы передать изумление придворных, когда они обнаружили, что Зирфила разом поумнела. В тот вечер был как раз большой прием у Нинетты и кто-то отпустил по адресу Зирфилы плоскую шутку, одну из тех, которые себе позволяют мелкие людишки, ощущающие свое превосходство над теми, кого они полагают глупее себя. Бедная Зирфила прежде часто бывала предметом подобных шуток. Но, начиная с этого вечера, она стала отвечать на них язвительно, тонко, но при этом безо всякого раздражения, так, что неудачные шутницы (ибо наверняка это были женщины) изумились мудростью ее разящих ответов и были уничтожены церемонной учтивостью, с которой она к ним обращалась. Мужчины пришли в восторг и аплодировали. У Нинетты на глазах сверкали слезы счастья, придворные дамы краснели от досады. Они и так с трудом мирились с красотой Зирфилы, утешаясь лишь ее глупостью. Выносить их колкости было невозможно, и у принцессы, казалось, не оставалось другого выхода, как озлобиться. Злость часто заставляет уважать то, что вызывает ненависть. Но маленькая принцесса была слишком благородного происхождения, чтобы использовать этот недостойный способ защиты.