Французская литературная сказка XVII – XVIII вв.

Стало темнеть, Нуину уже выбился из сил от усталости и голода, как вдруг, оглядевшись по сторонам, увидел посреди зарослей жалкую лачугу. В ней его встретили добрые старички, муж и жена, предложившие гостю остатки скудного ужина и убогий кров, но, так как Нуину вовсе не помышлял о роскошных яствах и богатой постели, он решил заночевать в хижине. Приняли его радушно, потому что он дал старикам столько денег, что на них можно было купить всю избушку с ее содержимым, да еще осталось бы. А вскоре явился сын хозяев, молодой человек, одетый в самое неприглядное рубище.

Он привел с собой двух тощих коз, которых устроили тут же — другого помещения для них не было. Нуину выспросил у бедняков обо всем, что могло пригодиться ему в его предприятии. Едва рассвело, он поменялся одеждой с сыном хозяев, заклеил пластырем половину лица, купил коз и, не забыв прихватить мешочек с солью, отправился в путь. Он шел в ту сторону, где, по рассказам стариков, должен был находиться замок колдуньи, хотя хозяева хижины советовали гостю не ходить туда, разве только у него к колдунье важное дело.

Нуину прошел совсем недолго, как вдруг услышал звуки, которые становились все мелодичнее по мере того, как он двигался вперед. Он начал догадываться, что это за музыка. Погнав чуть дальше своих коз и при этом примечая все вокруг, он наконец остановился в рощице, посреди которой бежал прозрачный ручеек.

Соседство опасного места и предвкушение дерзкого подвига навели его на раздумья, а раздумья пробудили в нем волнение, однако он ничего не боялся и ни в чем не раскаивался.

Он твердил себе:

Отважиться легко, а преуспеть труднее;
Но даже смерть мне не страшна:
Для Лучезары жить — что может быть славнее,
И гибель за нее славна.

А потом:

Коль тщетен мой почин,
То, чтоб со славой пасть,
Завидней нет причин.

[98]

Пока он таким образом подкреплял свой дух возвышенными сентенциями в духе оперных арий, он вдруг увидел, что к ручью идет особа, которая завладела всем его вниманием. Свежестью лица она могла соперничать с летней утренней зарей, сложением не уступала прекраснейшей из богинь, а грацией походила на трех граций, соединившихся в одной.

Одета она была в простенькое платье, но природный вкус, сочетавшийся с изяществом, так ее красил, что, несмотря на бедность наряда, она казалась переодетой принцессой.

Пока девушка приближалась к ручью, Нуину трижды оглядел ее с головы до ног и трижды шепотом поклялся, что в жизни не видывал таких стройных ножек и стана, прелестней того, который они поддерживали.

Нуину отошел в сторону, делая вид, что приглядывает за своими козами, а девушка наполнила водой кувшин, который принесла с собой, а потом села на берегу ручья, сложила руки и печально уставилась на бегущую воду.

Нуину вернулся к ручью как раз в тот миг, когда, вздохнув несколько раз подряд, девушка стала приговаривать:

— Нет, не бывало еще на свете никого несчастнее меня! Увы, если судьба моя даже изменится, она станет только еще горше. Зачем же мне дальше жить? — Девушка помолчала, всплакнула, а потом продолжала: — Счастливые птицы, вам некого бояться, кроме стихий природы, человека и других птиц, которые с вами враждуют. Но несмотря на все ваши тревоги, вы свободны, вы не осуждены вечно иметь перед глазами самое гнусное в мире создание.

Она снова расплакалась, потом умыла лицо и руки и, взяв кувшин, ушла.

Нуину, на которого она не обратила внимания, очень внимательно ее рассмотрел, — он нашел ее совершенно очаровательной и по ее наружности определил, что она наделена природным умом, покладистым характером, добрым сердцем, искренностью и при этом достаточно горда. Вообще-то удивительно, как он мог определить столь много за столь короткое время. И однако он не ошибся, и ему не трудно было угадать, кто такая эта девушка.

День он провел в роще, делая все, что ему вздумается, а когда стемнело, оставил в зарослях своих коз, а сам вышел в поле, на разведку.

Но чем дальше он шел, тем меньше понимал, куда идет, и долго еще ему пришлось бы блуждать, если бы при внезапной вспышке света он не увидел в двухстах шагах большое приземистое строение. Когда свет погас, он ощупью добрался до дома: он был уверен, что это жилище колдуньи, и, полагая, что ему не следует появляться в дверях, как мог бесшумно взобрался на крышу.

Дом был крыт одной соломой. Приникнув к ней ухом, Нуину стал вслушиваться, но ничего не услышал, тогда он тихонько разгреб солому и в отверстие увидел страшную Загрызу, которая, приговаривая какие-то слова на тарабарском языке, бросала травы и корни в огромный котел, стоявший на огне. Помешивала она свое варево огромным зубом в два локтя длиной, торчавшим у нее изо рта. Дав покипеть своему зелью, она бросила в котел трех жаб и трех летучих мышей и стала приговаривать: