— Это правда, гражданка Мерседес настолько не выносила никакой дисциплины, что девяти лет от роду, будучи какое-то время воспитанницей в монастыре Святой Клары, бежала через окошко и вернулась домой к прабабке. Думаю, что в книге воспоминаний она изложила и эту историю. Но продолжай читать ее размышления о рабстве, гражданин!
И Туссен, откашлявшись, возобновил чтение:
— «Вид этих несчастных, все существование которых состояло из одного сплошного подчинения, породил во мне на всю жизнь непоколебимое отвращение к насилию над чужой волей даже в самых незначительных делах».
— Значит, графиня, как только подросла, сразу освободила всех своих рабов? — спросила Полина.
— Нет, она покинула Кубу совсем еще девочкой. Перед отъездом она добилась того, чтобы отец освободил ее няню и всех няниных детей и подарил им дом и землю — и они бы ни от кого не зависели.
— А дальше? — спросила Анжелика, как будто слушала сказку, которая то и дело прерывалась.
— А дальше она приехала к матери и братьям, которые жили при дворе короля Испании, — сказал Туссен. — Ей пришлось учиться дисциплине. Она привыкла ходить босиком, а тут ей понадобились не только туфли, но и корсет, который в те времена носили очень узким. Она получила прекрасное образование. Вы только подумайте: она и ее сестра Пепита брали уроки живописи у великого Гойи! Затем она вышла замуж за наполеоновского генерала, графа де Мерлена, и когда Бурбоны вернулись в Испанию, она с мужем и детьми переехала в Париж.
— Так, значит, если она живет в Париже, мы можем пригласить ее на обед и попросить рассказать о растениях и животных на том острове? Да, Гражданин Маркиз? — спросил Антуан.
— Думаю, что Туссен расскажет обо всем этом даже лучше графини, — улыбнулся старый учитель. — А впрочем, попробуй написать ей письмо с приглашением, гражданин. И мы посмотрим, захочет ли моя давняя приятельница Мерседес провести с нами немного времени.
Антуан вздохнул, потому что писать он умел куда хуже, чем рассказывать о дождевых червях. Но он знал, что старый учитель нарочно придумывает такие задания, чтобы его ученики совершенствовались именно в том, что им дается труднее всего.
7
Как бы ни были занятия интересны ученикам, от неподвижного стояния посреди аллеи Ботанического сада они замерзли. Самые маленькие подпрыгивали, чтобы согреться, Полина кашляла, Анжелика терла себе нос, который покраснел и ничего не чувствовал.
— Прошу прощения, юные граждане, полагаю, что пора возвращаться домой, — спохватился старый маркиз.
В одно мгновение все встали по местам. Олимпия попросила Софи помочь ей следить, чтобы малыши не сошли с тротуара и не попали под колеса проезжающих карет и фургонов, запряженных мулами и лошадьми.
По дороге они на минуту остановились у скромной таверны, которая, как оказалось, принадлежала вдове Горио, матери Полины. В таверне учеников ждали корзины, наполненные готовой едой, — Максимильен и Морис понесли их на плечах.
Они пришли на улицу Жакоб. Гражданин Маркиз жил в доме, который, вероятно, был когда-то элегантным, теперь же его облупившиеся стены и покривившиеся окна свидетельствовали о годах небрежения.
Ученики вслед за учителем поднялись по темной лестнице на второй этаж, называемый также «бельэтажем» и целиком занятый апартаментами Гражданина Маркиза. За апартаментами следила единственная служанка, которая была даже старше своего хозяина. Раньше, сказал Туссен Софи, в доме имелся и кучер, он жил на первом этаже, и там же была конюшня с двумя прекрасными лошадьми и каретой. А потом и лошади, и кучер умерли от старости, и никто не стал заменять их новыми. Карета превратилась в мышиное гнездо, а Гражданин Маркиз ходил пешком или садился в новомодные огромные кареты, на двадцать человек, — омнибусы, в которых за два су можно было доехать из одного конца города в другой, втиснувшись между простолюдинами, мещанами и карманниками.
В зале горел камин и стоял длинный стол с двадцатью стульями. Мебель была старинная и очень изысканная, но всюду царил немыслимый беспорядок. Стопки книг, газет, журналов и альманахов, грифельные доски, большой глобус, чучела животных, пучки высушенных трав, измерительные приборы, кривые зеркала, свитки пергамента, музыкальные инструменты, свисающие с кресел марионетки… Тут было много предметов, каких Софи не видела никогда, разве что на книжных иллюстрациях, и не понимала, для чего Гражданин Маркиз собрал их все в одном помещении.
Не менее странным показалось ей свободное поведение юных «граждан», включая Туссена, которые, сбросив с себя верхнюю одежду, шали и рединготы, мгновенно завладели залом и принялись по собственной инициативе наводить в нем порядок. Старый учитель между тем сел у камина, вынул из кармана послание Селин и начал спокойно его читать, не обращая внимания на окружавшие его суету и шум.