Смуты, омрачившие конец царствования Артамена, были вызваны тем, что в молодые годы он завоевал несколько малых соседних царств, расположенных меж Мидией и Бактрианою. Народы их были его союзниками; он пожелал сделать их своими подданными, и они стали его врагами; но поскольку обитали они в горах, подчинить их полностью так и не удалось, — напротив, мидяне пользовались ими, чтобы сеять смуту в Бактриане; таким образом, завоеватель намного ослабил самого себя как монарха, и, когда Арзас взошел на престол, народы эти были мало к нему расположены. Вскоре, подстрекаемые мидянами, они подняли бунт. Арзас ринулся в те края и подчинил их своей власти. Приказав созвать весь народ, он держал такую речь:
— Мне ведомо, что вы страждете под властью бактриан и терпение ваше на исходе; ничуть не дивлюсь тому. Вы любите прежних ваших царей, ибо они осыпали вас благодеяниями. Стало быть, я должен поступить так, чтобы за справедливость мою и умеренность вы сочли меня истинным преемником тех, кого так любили.
Он велел привести самых опасных главарей бунтовщиков и молвил народу:
— Я велел привести их к вам, дабы вы судили их сами.
Все стали требовать для них кары, дабы оправдать самих себя.
— Узнайте же, — молвил Арзас, — сколь счастливы вы, что живете под властью царя, который не ведает страсти, ни карая, ни жалуя, и полагает, что слава победителя дается ему лишь судьбою, в то время как слава великодушного зависит лишь от него самого.
Вы будете жить счастливо под моей властью и сохраните свои законы и обычаи. Забудьте, что победа была мне дарована силой оружия, и даруйте мне ее сами за незлобивость.
Весь народ собрался, дабы возблагодарить Арзаса за милосердие его и миролюбие. Старейшие держали речь. Первый старец молвил:
— Очам моим представляется могучее древо из тех, что украшают наш край. Ты ствол его, мы же листья; листья укроют тенью корни от палящего солнца.
Второй старец молвил:
— Тебе пришлось просить богов опустить наши горы пониже, дабы они не могли защитить нас от тебя. Ныне проси богов вознести их до самых туч, дабы служили они тебе лучшей защитою от врагов твоих.
Затем говорил третий:
— Взгляни на реку, текущую по нашей земле: там, где течение ее стремительно и бурно, оно, сметая все на пути своем, разливается на множество рукавов, столь мелких, что женщины переходят их вброд. Но взгляни на нее там, где течет она плавно и тихо: медленно полнятся ее воды, но внушают благоговение народам и останавливают войска.
С того времени народы эти стали вернейшими подданными Бактрианы.
Меж тем мидийский царь проведал, что Арзас правит в Бактриане. В сердце у него проснулось воспоминание об оскорблении, которое тот нанес ему. Он решил пойти на Арзаса войной и обратился за помощью к гирканскому царю.
«Присоединись ко мне, — писал он ему, — будем мстить сообща. Небо предназначало бактрианскую царицу тебе; мой поданный отнял ее у тебя: отвоюй же ее».
Гирканский царь ответил так:
«Я влачил бы в Бактриане цепи рабства, не пошли мне судьба великодушных противников. Возношу благодарения небу за то, что по воле его мое царствование началось несчастливо. Злоключение — мать нам, благоденствие — только мачеха. Ты подстрекаешь меня на распри, недостойные царей. Оставим же в покое царя и царицу Бактрианы, пусть наслаждаются счастием, которое находят во взаимной склонности и любви».
ВУАЗЕНОН
ЗЮЛЬМИ И ЗЕЛЬМАИДА
Когда бы мы неуклонно следовали законам природы и справедливости, на земле все жили бы счастливо: не было бы ни непреклонных матерей, ни ворчливых мужей, ни неверных жен.
Однако мы исповедуем совсем иные взгляды, и лживая дочь, глядишь, обернется недоверчивой и обманутой матерью; супруги покупают, а не выбирают друг друга, и узы брака теряют красоту, будучи отторгнуты от любви.
Назидание сие необходимо, дабы оправдать Зельмаиду.
Она была дочерью королевы (как вы могли легко догадаться), носившей имя Цвет Розы, невзирая на возраст; и по волосам ее можно было судить, что белый цвет подарен ей годами, а розовый — пристрастием души.
Когда-то (а иначе говоря — давным-давно) вышла она замуж за Бесцветника, о котором мне не многое известно. Должно только предполагать, что крепостей он никогда не осаждал. Жена его овдовела — и правильно поступила. Зельмаида была единственной дочерью, а посему весьма богатой, и ее, по особым соображениям, предназначили в жены удивительному глупцу. Это был дух-сосед, звавшийся Тугодумом и вполне оправдывавший сие имя. Говорил он мало, думал еще меньше, а всего более предавался сонным грезам. Не довелось мне слышать, сочинял он что-либо или нет, но уж наверное мог сочинить оду на манер тех, что в прошлом году были написаны.