Французская повесть XVIII века

«Но, сударыня, почему вы не последуете за ним?» — «Я? Я туда не поеду! Несмотря на все его безрассудство, он даже не осмелился мне предложить это. Разве он мне не доверяет?» — «Я вовсе этого не думаю». — «После того как я прождала его двенадцать лет, он в течение двух-трех лет вполне может положиться на мое слово! Сударь, ведь это один из тех редких случаев, которые представляются лишь раз в жизни, и я не хочу, чтобы он потом раскаивался и упрекал себя в том, что, может быть, упустил этот случай из-за меня». — «Танье ни о чем не будет жалеть, пока он имеет счастье быть любимым вами…» — «Все это прекрасно, но уверяю вас, что он будет очень рад богатству, когда я состарюсь. Женщины грешат тем, что никогда не думают о будущем; я не такая».

Министр был в Париже. Его особняк находился совсем рядом. От улицы святой Маргариты до него было очень близко. Танье пошел к министру и дал свое согласие. Он вернулся с сухими глазами, но со стесненным сердцем.

«Сударыня, — сказал он ей, — я видел господина Морепа и дал ему слово. Я уеду, уеду, и вы будете довольны». — «Ах, мой друг!..»

Госпожа Реймер отодвигает пяльцы, бросается на шею к Танье, осыпает его ласками и нежными словами: «Ах, теперь я вижу, что я вам дорога».

Танье холодно ей ответил: «Вы хотите стать богатой…»

— Негодяйка, она была в десять раз богаче, чем того заслуживала!..

«…вы будете богаты. Раз вы любите золото, я поеду искать для вас золото».

Это было во вторник, а министр назначил его отъезд на пятницу, без всякой отмены. Я пришел к ним проститься, когда он боролся с самим собой и старался вырвать из своего сердца образ красивой, недостойной и жестокой Реймер. Это было такое смятение мыслей, такое отчаяние, такая скорбь, каких я никогда больше не видел. Он не жаловался, у него исходила болью душа. Госпожа Реймер лежала еще в постели. Он держал ее за руку, беспрестанно повторяя:

«Жестокая женщина! Какая жестокая! Что тебе еще нужно, кроме достатка, который у тебя есть, друга, любовника — такого, как я? Я ездил добывать для нее богатство в палящие страны Америки; теперь она хочет, чтобы я отправился за ним на ледяной север. Друг мой, я чувствую, что эта женщина безумна, что я глупец, но мне легче умереть, чем ее огорчить! Ты хочешь, чтобы я тебя оставил, я тебя оставлю».

Он стоял на коленях у ее кровати, припав губами к ее руке и зарыв лицо в одеяло, и его заглушенный голос становился от этого еще печальнее и страшнее. Дверь комнаты отворилась, он быстро поднял голову и увидел входившего почтаря, который сообщил, что лошади уже поданы. Танье вскрикнул и снова спрятал лицо в одеяло. После минутного молчания он встал и сказал своей подруге:

«Поцелуйте меня, сударыня. Поцелуй меня еще раз, потому что ты меня больше не увидишь!»

Его предчувствие в точности оправдалось. Он уехал. Прибыв в Петербург,^{226} он через три дня заболел лихорадкой, от которой и умер на четвертый день.

— Я знал это.

— Быть может, вы были один из преемников Танье?

— Вы угадали, и из-за этой ужасной красавицы я расстроил свои дела.

— Бедный Танье!

— Найдутся люди, которые назовут его глупцом.

— Я не стану его защищать, но пожелаю от всего сердца, чтобы злой рок столкнул их с женщиной такой же красивой и такой же коварной, как госпожа Реймер.

— Вы жестоки в своем мщении.

— И потом: если есть злые женщины и очень добрые мужчины, то точно так же есть женщины очень добрые и мужчины очень злые; и то, что я собираюсь вам рассказать еще, не более сказка, чем все предыдущее.

— Я в этом убежден.

— Господин д’Эрувиль…^{227}

— Тот, который еще жив? Генерал-лейтенант королевской армии? Тот, который женился на этой прелестной Лолотте?

— Он самый.

— Что же, он светский человек, друг наук.

— И ученых. Он долго занимался историей войн всех веков и всех народов.

— Обширный замысел!

— Чтобы его выполнить, он собрал вокруг себя нескольких выдающихся молодых людей, как, например, господин де Монтюкла, автор «Истории математики».^{228}

— Черт возьми! Много ли было у него людей с такими способностями?

— Но тот, кого звали Гардейль,^{229} герой приключения, о котором я вам собираюсь рассказать, ничуть не уступал ему в своей области. Общая страсть к изучению греческого языка положила начало сближению между мной и Гардейлем, а время, общность интересов, любовь к уединению и в особенности возможность часто видеться привели нас к довольно тесной дружбе.

— Вы жили тогда на Эстрападе.^{230}

— Он жил на улице святого Гиацинта, а его подруга, мадемуазель де Ла-Шо, на площади святого Михаила. Я называю ее настоящим именем потому, что бедняжки уже нет в живых, а жизнь ее может внушить к ней только уважение всех почтенных людей и вызвать сочувствие и слезы тех, кого природа наградила — или наказала? — лишь небольшой долей ее чувствительности.

— Но ваш голос прерывается, и мне кажется, что вы плачете.