Французская рапсодия

В последние недели жизни он все больше будет воспринимать интерьер собственного магазина как осколок былых времен, своего рода островок, отделенный от остального мира стеклянной витриной. В свою очередь, прохожие будут останавливаться перед ней уже не затем, чтобы рассмотреть ту или иную вещицу, а потом зайти внутрь и узнать, сколько она стоит, а исключительно ради того, чтобы поглазеть на хозяина, более всего напоминающего ожившую восковую фигуру из музея Гревен, из раздела «Старинная жизнь»; достаточно было увидеть, как он сидит за бюро «мазарини», освещенном лампой «буйот» в стиле ампир, в которой горят настоящие свечи, в окружении странных вещей, чье предназначение для всех обыкновенных людей оставалось загадкой, и читает потрепанный том поэта и литературного критика Лео Ларгье. Всю жизнь занимаясь продажей антиквариата, Пьер и сам превратился в предмет антиквариата.

ЖБМ верил, что его судьба, как и судьба брата, определилась именно в тот день, когда они, возвращаясь после обеда в лицей, остановились на углу перекрестка. До этого места они шли рядом, но тут разделились. Если бы можно было отмотать кинопленку их жизни назад и вновь запустить с того самого кадра, то картина открылась бы следующая: ЖБМ направляется к траншее, прорытой ремонтными рабочими, а Пьер – к витрине антикварной лавки. Погруженный на протяжении последних недель в изучение биографии Наполеона, Пьер заметил за стеклом табакерку, выточенную, если верить прикрепленной владельцем табличке, из древесины дерева, срубленного на месте захоронения Императора на острове Святой Елены. Пока Пьер завороженно рассматривал реликвию, на протяжении полутора веков переходившую из рук в руки, ЖБМ не отводил глаз от асфальта, свежевскрытого перфоратором; из образовавшейся дыры выползали красивые переплетения толстых черных и более тонких красных проводов. ЖБМ поднял глаза к фасаду. Судя по всему, кабели тянулись к домам, к каждой квартире, и несли в них электричество, а вместе с ним – содержимое теле- и радиопередач и телефонных разговоров. Надрез, словно хирургическим скальпелем сделанный на теле города, служил лишним доказательством того, что этот кусочек территории – огромный организм со своими нервами, сосудами и мышцами; если прислушаться, можно было ощутить под подошвами биение его жизни. Он окинул мысленным взором весь квартал, округ, город с областью, страну, наконец, весь мир, представив его себе в виде единой структуры, небольшого, размером с теннисный мячик, шарика, слегка сплюснутого с полюсов и парящего в невесомости; его электронные контуры действовали по принципу нейронов, отзываясь на четыре основных типа раздражителей – информацию, картинку, голоса и свет, и этот процесс шел беспрерывно, напоминая бесконечный поток.

Тот, кто сумеет встроиться в этот поток, получит власть над будущим. Связь установится через домашние экраны, на которые будут поступать данные, но эти экраны не будут иметь ничего общего с телевидением с его заранее подготовленными программами передач, транслируемыми в определенные часы. Это будут экраны совершенно нового типа, позволяющие передавать изображение из одной точки земного шара в любую другую точку – любое изображение, которым одному человеку захочется поделиться с другим человеком, да нет, с каким угодно числом людей, включая незнакомых. Впрочем, почему только изображение? Это могут быть и слова. Письма, романы, энциклопедии, газетные статьи, сообщения… Люди смогут разговаривать друг с другом через эти экраны. И это абсолютно реалистично, поскольку провода уже существуют, достаточно лишь изменить их функцию и скорость передачи сигнала. Перед Рождеством 1973 года Пьер попросил подарить ему чек; добавив к полученной сумме все свои сбережения, он приобрел табакерку Императора. ЖБМ тоже попросил подарок деньгами и накупил себе книг по информатике. Потом они сидели по своим комнатам: Пьер изучал в лупу мельчайшие детали своего бесценного приобретения, а ЖБМ конспектировал труды со всякими экзотическими названиями наподобие «Тиристоры и триаки. Линейные интегральные схемы. Том IV» и «Цифровые интегральные схемы» Анри Ли-лена. Он понимал, что, даже если не станет великим программистом, должен овладеть глубокими познаниями в этой области.

Восхищение ЖБМ братом не ослабело ни на йоту. Он всю жизнь хранил убежденность, что талантами природа наделила не его, а Пьера. Ведь это Пьер сочинил слова песни – да, на английском и используя в припеве цитату из Шекспира, но все же. Что до ЖБМ, то он всего лишь проплатил студийную запись. Сегодня от Пьера осталась лишь мраморная урна, хранящаяся за бронированной дверцей ячейки в принадлежащем ЖБМ банке. Перед кончиной Пьер высказал свою последнюю волю: развеять его прах «в красивом историческом месте». Выбор места он оставил за братом. ЖБМ долго искал его, но пока так и не нашел.

Былые времена

– Извините, месье. На соседнем магазине объявление… «Закрыто навсегда»?

Торговец стоял на пороге своей лавки и курил. На вопрос Алена он ответил молчанием.