Французская рапсодия

Командир

– Ты что, в лото выиграл?

– Бери выше. В лотерею. «Евромиллион». Слыхал? – ответил Воган.

Ален ничего не успел сказать, потому что в следующую секунду в стенах того, что еще недавно было клубом «Блэк-Бильярд», раздался громкий визг электропилы. Столы были сдвинуты в угол и накрыты пленкой: в просторном помещении с шестиметровыми потолками, украшенными лепниной, шел ремонт. Академия французского бильярда, основанная в 1930 году, прекратила свое существование, вытесненная штаб-квартирой партии «Франция-Республика». На стене висел огромный плакат с названием партии и ее слоганом: «Справа направо». Ален с Воганом сидели лицом друг к другу в удобных креслах честерфилд – последних напоминаниях о прежнем интерьере – и пили красное вино. Вокруг трудились полтора десятка рабочих. Личная гвардия Вогана – пятеро коротко стриженных парней и девица в камуфляжных штанах – при появлении Алена отошли подальше, взгромоздились на барные табуреты и уткнулись каждый в свой смартфон. Пила умолкла.

– Да, – спокойно повторил Воган и поболтал вином в бокале. – Я не шучу. Я правда выиграл. Мужик с парижской окраины, который пять месяцев назад сорвал джекпот в сто сорок миллионов евро, это я. Так что теперь, – он повысил голос, – меня спонсирует государство! Я приношу обществу пользу! Я уже тридцать лет играю в эту игру, и справедливость наконец восторжествовала. Ты только представь себе, что такие бабки мог выиграть какой-нибудь исламист! Подумай хорошенько, на что он их пустил бы! Подумал?

– Не уверен, что они играют, – вяло возразил Ален.

– Никогда нельзя знать, – не согласился Воган. – Но выиграл я. Теперь у меня денег больше, чем у республиканцев и социалистов вместе взятых. Я купил этот дом. Наверху у меня будет штаб. Думаю сменить название партии. «Белая западная сила» больше не годится. Я нанял одного чувака, он сейчас над этим работает. Втирает мне, что на телевидение я должен ходить в костюме с галстуком, прикинь. На телевидение! А почему? Потому что мы побеждаем. Врубаешься? Побеждаем! И не только во Франции, по всей Европе! – Глаза у него горели. – Нас все поддержат, даже китайцы. Китайцы особенно. Их правильно воспитали. Чуть что – дубиной по башке. Они хорошо понимают, что такое родина. И что такое дисциплина. Кто сегодня в мире еще верит в демократию? Америкашки да пара-тройка европейских президентов. Демократия, ха! Не смешите меня. Посмотри, что эти демократы сделали с Ираком. Была прекрасная страна, народ работал, все шло как надо. А сейчас? Дикость, варварство, религиозный фанатизм! И бандитизм! Вообще неизвестно, кто на самом деле правит Ираком. То же самое и в Ливии.

Воган наклонился к Алену и посмотрел ему прямо в глаза:

– Монархия или диктатура, приятель. Третьего не дано. Только монарх или диктатор даст народу свободу.

– Но твоя партия называется «Франция-Республика»?

– Ха-ха! – засмеялся Воган. – Неплохая шутка, а? Но она никого не обманет. – Он снова стал серьезным. – Тито, Саддам, Франко, Муссолини, Каддафи, мир их праху, были великими людьми.

– Гитлер? – продолжил ряд Ален.

Воган откинулся в кресле и улыбнулся добродушной улыбкой:

– Ты неисправим.

– А ты в самом деле собираешься возглавить Францию? И править как диктатор? – устало спросил Ален и отпил глоток вина.

– А почему бы и нет? Чем я хуже других? Я все могу. Могу с Путиным потолковать, никаких проблем. Могу с президентом пиндосов, no problem. Я хорошо говорю по-английски и объясню ему, что такое Франция. Моей стране тысяча лет, ты по сравнению с нами молокосос. Ты родился на пять веков позже, так что заткнись и слушай старших! Учить нас вздумал, еще чего! Посмотрим, где будет твоя Америка через тысячу лет, если от нее еще хоть что-то останется.

– Неплохое начало разговора с главой государства, – сухо прокомментировал Ален.

– Мне самому нравится. Пора поставить их на место. Думают, если у них передовая техника, то им все можно? Как бы не так! Со мной этот номер не пройдет! – пролаял Воган.

В помещении стало тихо.

– Тебе этого не понять, я же вижу, – продолжил он. – Ты человек старого мира. Но ничего, для таких, как ты, мы разработаем специальные программы по перевоспитанию.

Ален не сводил глаз с Вогана, поражаясь его наглой самоуверенности.

– Ты пойми простую вещь, – увещевающе сказал тот. – Мы что-то вроде номера семнадцать.

– Какого номера семнадцать?

– Телефонного, – объяснил Воган и глотнул вина. – Это номер вызова полиции. Люди терпеть не могут полицейских, называют их легавыми, чуть ли не плюют им вслед. Но если им случится попасть в беду, они набирают номер семнадцать и умоляют полицию приехать поскорей. Когда эта страна окажется на краю пропасти, ты и тебе подобные будете только рады, что к власти придем мы и наши товарищи в остальной Европе – с нашими знаменами, с нашими простыми и понятными идеями, с нашими кожаными куртками. Вы сами нас позовете, как звали всегда на протяжении всей истории. Только правые радикалы способны навести здесь порядок, которого требует народ.

Наступило молчание, которое прервал Воган: