Французская рапсодия

Половина «Зенита» стоя повторяла имя Вогана, потрясая сжатыми в кулак руками. Остальные громко хлопали в ладоши, топали ногами и размахивали флагами. Воган заметил, что стайка молодых парней, очевидно не вполне понявших смысл его речи, вскинула руки в фашистском приветствии. Но в сущности, это было не так уж плохо, решил он. «Долой Европу! Долой Брюссель!» – скандировала возбужденная толпа. Воган понял, что достаточно разогрел аудиторию и можно переходить ко второй части выступления.

* * *

– Пора? – спросил мужчина в сером костюме.

– Еще минуту, – раздался голос у него в наушниках.

* * *

– А сейчас я расскажу тебе о людях, которые страдают, но об их страданиях ты больше ни от кого не услышишь, – это люди, живущие вдали от больших городов, в нашей глубокой и прекрасной провинции. Еще я расскажу тебе о мечетях, которые растут как грибы у них на глазах, потому что на их строительство идут миллионы евро из твоих налогов. Я расскажу тебе о деревенских кюре, ежедневный рацион которых состоит из одного яйца, о кюре, вынужденных служить мессу в церквах, пустых на три четверти. Я расскажу тебе о том, как гибнет эта страна! – прорычал Воган.

* * *

– Пора! – приказал голос в наушниках.

Мужчина в сером, с начала собрания держащий в кармане гаджет размером с мобильный телефон, нажал на кнопку и закрыл глаза. Трибуну, за которой стоял Воган, осветила ослепительная вспышка. Три заряда семтекса по двадцать килограммов каждый сработали с запланированной точностью. Трибуна повалилась назад, увлекая за собой Вогана. Раздался короткий оглушительный звук, и сцену заволокло дымом. Когда он рассеялся, на сцене было пусто. Зрители, сидевшие в первых рядах, кричали и стонали от боли; многие утирали с лица кровь и зажимали уши – у них повредило барабанные перепонки.

– Готово, – сказал мужчина в сером и начал пробираться сквозь толпу к выходу.

Трехногий пес

Утром Аврора распахнула ставни. Над виноградниками стлался густой туман. Мать сидела перед телевизором. В новостях передавали подробности вчерашнего взрыва в «Зените». Воган был жив, но находился в коме. Одиннадцать человек получили серьезные ранения, в том числе его консультант по связям с общественностью, чье состояние оценивалось как наиболее тяжелое. Следствие только началось, и журналисты терялись в догадках. Кто стоял за взрывом? Конкуренты Вогана из правого лагеря? Исламисты? Взрывчатое вещество, использованное террористами, свидетельствовало в пользу версии о том, что работали «элементы, прошедшие определенную подготовку, возможно профессионалы».

– Он уже позавтракал, – сказала Беранжера. – Взял сумку и пошел в Романэ-Конти. Зря я его отпустила, он заблудится, – добавила она, глядя на туман за окном.

– Я схожу, – сказала Аврора.

Она надела теплую куртку и направилась к двери.

Накануне вечером ЖБМ обнял Беранжеру, прижал ее к себе и шепнул ей на ухо: «Спасибо».

– За что? – тихо спросила Беранжера, но ЖБМ не ответил на ее вопрос и лишь твердил:

– Прости, прости за все…

Он вдруг понял, что дико устал.

– А вам обязательно возвращаться в Париж? – спросила Беранжера. – Если хотите, оставайтесь ночевать. У меня есть свободные комнаты.

ЖБМ посмотрел на Аврору. Они подумали об одном и том же. Бланш улетела в Нью-Йорк. Рейс длится семь часов, значит, она еще не приземлилась. Вряд ли она станет звонить ему сегодня. Следовательно, она никогда не узнает об их внезапной поездке в Бургундию.

– Мы остаемся, – решительно сказал ЖБМ.

Виноградники утопали в тумане. Он искал каменный крест, воздвигнутый на границе виноградников Романэ-Конти. Беранжера сказала, что он стоит «в самом конце улицы Потерянного Времени, но по ней можно не идти, лучше срезать напрямик».

– Ты так уверена, что мне не следует идти по улице Потерянного Времени? – с улыбкой спросил ЖБМ.

* * *

Он остановился и огляделся. В пяти метрах ничего не было видно.

– Все на свете есть смешение стихий, – пробормотал ЖБМ, вспомнив слова, которые часто цитировал Пьер: «Я нахожусь в оке циклона; неба больше нет, стихии смешались; вокруг меня водяные горы». Это была последняя радиограмма, которую Ален Кола отправил в четыре часа утра 16 ноября 1978 года с борта тримарана «Манурева» на широте Азорских островов.

В ту зиму ЖБМ с братом внимательно следили за отважной гонкой моряка и его трагическим исчезновением. Спасатели на протяжении нескольких недель искали следы его судна, но так ничего и не нашли. Пьер в те дни без конца вспоминал об одном судьбоносном, по его словам, обстоятельстве: у Алена Кола не оказалось с собой аварийного радиомаяка – прибора, излучающего на международной частоте сигнал, который в течение трех суток могут ловить самолеты и корабли. Перед выходом в море он попросту забыл его в сумке, оставшейся дома, на набережной Вобан в Сан-Мало.

* * *