Французская революция: история и мифы

Главным же мероприятием кампании по искоренению "фанатизма" и распространению новой морали стал пышный праздник, устроенный в честь "мучеников свободы" Марата и Шалье 30 брюмера (20 ноября) в Клермон-Ферране. Церемония началась утром выступлением Кутона в Якобинском клубе. Затем процессия двинулась к кафедральному собору, где официальные лица произнесли речи "о самых нравственных и самых возвышенных положениях Конституции". В заключение Кутон "в немногих словах описал столь желанную вселенскую мораль". Официальная часть завершилась исполнением патриотических песен, после чего участники торжества отправились громить храмы. С радостными возгласами санкюлоты выбрасывали изображения святых из церквей и стаскивали на центральную площадь, где был разложен огромный костер. Многие, глумясь, надевали на себя ризы и другие атрибуты облачения священников. Один из новых магистратов департамента бродил по улицам, волоча за собой на веревке особо почитаемую горожанами статую. Вечером утомленные якобинцы вновь собрались в клубе и увлеченно предались пению. Сам Кутон исполнил песню "О глупом почитании святых". Затем всесильный "проконсул" разрешил "малоимущим патриотам разрушить церкви, признанные совершенно бесполезными, и по своему усмотрению распорядиться их содержимым". Лишь глубокой ночью, когда сон сморил наконец повеселившихся за день санкюлотов, завершилось это великое торжество новой морали[689].

На празднике Кутон объявил о принятии двух мер, ставших важными элементами его политики по превращению департамента в образец для всей страны. Обе они также имели ярко выраженное этическое содержание. Первой из них было создание в Пюи-де-Доме контролируемой государством системы образования и воспитания. И Робеспьер, и Сен-Жюст, и Кутон считали, что подобным образом можно наиболее эффективно обеспечить формирование идеального, на их взгляд, человека, живущего исключительно интересами государства. Этим объясняется повышенное внимание робеспьеристов к организации школы. Ещё накануне отъезда в действующую армию Кутон особым постановлением запретил преподавать лицам, не имеющим свидетельства о благонадежности. Теперь же он потребовал от якобинцев создать в каждом кантоне комитет по просвещению, чтобы надлежащим образом влиять на умы и сердца сограждан.

Вторым важным шагом Кутона явился разовый налог на "богатых эгоистов" в размере 1 200 000 ливров, несколько дней спустя оформленный специальным постановлением. О том, что эта мера не вызывалась военной необходимостью и носила не столько экономический, сколько "воспитательный" характер, свидетельствует и формулировка, выбранная для определения облагаемых граждан, и само использование полученных средств. Сразу же после сообщения о налоге Кутон от имени Республики вручил по 2 тыс. ливров четырем "добродетельным девушкам", заранее подобранным муниципалитетом. Очевидно, подобная последовательность символизировала суть политики Кутона: наказать "эгоистов ", то есть нравственно испорченных людей, и воздать должное "добродетели". Собранные деньги планировалось потратить так: 225 тыс. на образование, 50 тыс. на поддержку народных обществ, 700 тыс. на помощь неимущим семьям, 225 тыс. на обеспечение занятости работоспособных бедняков.

Связь первых двух статей с политикой утверждения в обществе новых моральных ценностей очевидна. И учебные заведения, и народные общества были призваны стать рассадниками "естественной" нравственности. Финансирование же третьей и четвертой статей, помимо филантропических целей, имело, как следует из преамбулы постановления, и ярко выраженный этический подтекст[690]. Кутон отнюдь не рассматривал данную меру в качестве первого шага к перераспределению имущества от одного социального слоя к другому. Напротив, он был решительным противником подобной дележки. В упоминавшемся ранее письме от 25 июня 1793 г. он утверждал: "Нас больше не обвинят в желании ввести аграрный закон, поскольку мы отнесли собственность к числу прав человека и при помощи Конституции поставили её под защиту законов"[691]. Контрибуция же на "богатых эгоистов" Пюи-де-Дома представляла своего рода принудительную благотворительность, урок, дабы приучить имущих к тому, что они время от времени должны делать добровольно из гуманных соображений.

Кутон не успел до конца реализовать свою программу. Из Парижа торопили с возвращением: он был нужен Робеспьеру в Комитете общественного спасения. Покидая Пюи-де-Дом, Кутон издал ещё одно постановление "воспитательного" характера – о введении нового обряда похорон, чтобы при отправлении человека в последний путь ничто не напоминало о ненавистном христианстве, а, напротив, всё наводило на мысли об "истинных" ценностях гражданского культа.