Ощущение того, что "масоноведение" в методологическом плане всё больше отстает от других отраслей историографии, похоже, появилось в последние годы и у его представителей старшего поколения. Попытки внести определенные коррективы в традиционную интерпретацию темы "Масоны и Революция" нашли отражение в вышедшей недавно "Истории масонства Франции 1725–1815 гг.", которую подготовил коллектив авторов под руководством Д. Лигу, при участии А. Ле Бийяна и Д. Роша. В главе о роли масонов во Французской революции содержится, правда, и немало положений, уже известных нам по рассмотренным выше старым работам историков "классического" направления: опровержение "теории заговора" в версиях О. Баррюэля и Г. Мартена, критика концепции Б. Фэя, апология трактовок данной темы А. Матьезом и А. Собулем[558]
. Однако появились и новые моменты, в частности признание, хоть и очень сдержанное, правомерности выводов О. Кошена и Ф. Фюре о радикально изменившейся в XVIII в. роли институтов "ассоциации" и "представительства". Правда, тут же отмечается, что к аналогичным заключениям пришел в своё время ещё Мунье[559].Обсуждается в книге и вопрос о влиянии масонских практик на организацию революционных институтов. И если авторы по-прежнему отрицают, что оно проявилось в определении порядка работы революционных законодательных ассамблей, то относительно организации деятельности политических клубов осторожно замечают, что там оно, возможно, всё же имело место[560]
.Таким образом, мы можем констатировать, что если длящаяся уже два столетия дискуссия о роли масонов во Французской революции ещё далека от своего завершения, то, по крайней мере, в последние годы наметились перспективы достижения консенсуса и успешного решения этой, одной из старейших в историографии Революции, проблемы. Подобные перспективы связаны с расширением арсенала применяемых для изучения масонства исследовательских методов, которое становится возможным благодаря постепенному идеологическому "охлаждению" темы и преодолению представителями "классической" историографии былой "аллергии" на те
Маленькие муравьи могут большое дерево загубить.
Посвящая последние годы своей жизни написанию обширного теологического труда "Августин", епископ Ипра Корнелиус Янсений (1585–1638) преследовал самую что ни на есть благую цель — укрепить догматы католицизма в соответствии с решениями Тридентского собора. Однако всё получилось прямо наоборот. Когда эта книга, до публикации которой сам Янсений, увы, не дожил, увидела свет в 1640 г., споры вокруг изложенных в ней идей привели к новому, самому крупному после Реформации, расколу в католической церкви. Едва ли благочестивому епископу и в страшном сне могло привидеться, что когда-нибудь его именем нарекут целое религиозное течение — янсенизм, приверженцы которого, начиная с середины XVII в., будут на протяжении более ста лет вести борьбу против верховной иерархии католической церкви Франции, а затем — и против самого папы римского. Тем не менее, именно так всё и случилось. Более того, последователи Янсения позднее даже окажутся причислены к виновникам самой страшной за последние три столетия катастрофы в истории католической церкви — Французской революции XVIII в.
Утверждение о том, что янсенизм сыграл одну из решающих ролей в подготовке Французской революции, было выдвинуто ещё современниками последней. Причем — редкий случай — оно встретило благосклонный прием как в левой, так я в правой частях политического спектра. Творцом того, что в современной историографии называют "республиканским мифом о янсенизме"[561]
, стал известный деятель Революции Анри Грегуар. Некогда аббат, затем — конституционный епископ, депутат Учредительного собрания и Конвента, он в 1801 г. опубликовал эссе "Руины Пор-Руаяля" о некогда знаменитом монастыре, главном духовном центре янсенизма, разгромленном в 1709 г. по приказу Людовика XIV. Грегуар описал легендарную обитель как сообщество людей, вдохновлявшихся христианскими и республиканскими идеалами, и объявил янсенистов "предтечами Революции"[562].В свою очередь, на правом фланге тезис о "янсенистском заговоре" против церкви и государства выдвинул Жозеф де Местр в книге "О галликанской церкви" (1821)[563]
. Затем эта идея в разных интерпретациях прозвучала и в сочинениях таких крупных религиозных мыслителей, как Фелисите Робер де Ламенне и Шарль-Мишель Лавижери[564].