Французская революция: история и мифы

С высоты этой предельно абстрактной генерализации Н. И. Кареев трактовал и французскую монархию Старого порядка. Последняя интересовала его не как исторически сложившийся, более или менее эффективно функционировавший и постоянно развивавшийся комплекс государственных институтов, а как «самый рельефный», «типический» образец абсолютизма[173]. Собственно, вся эволюция французской государственности на протяжении почти полутора тысяч лет укладывалась историком в достаточно простую схему: на смену «античному абсолютизму» Римской империи пришла политическая «феодализация», после чего на рубеже средневековья и нового времени опять началось возрождение абсолютизма, что «в сущности» означало «возвращение к политическим формам императорского Рима»[174].

Характеристика Н. И. Кареевым отдельных аспектов функционирования французского государства Старого порядка также довольно абстрактна и схематична. Конкретные факты лишь изредка привлекались им в качестве иллюстративного материала к общим положениям своей интерпретации.

Итак, что же являла собой монархия Старого порядка в изображении «патриарха русской школы» историков Французской революции? В сжатом виде его представления на сей счет могут быть выражены формулой «всепоглощающее государство»[175]. «Несвобода», составлявшая, по его мнению, суть абсолютизма, проявлялась, прежде всего, в «полном подчинении всей народной жизни тому, что королевская власть считала своим правом и своим интересом, отождествляя их с правом и интересом самого государства, единственным судьею которых был притом опять-таки сам монарх»[176]. Я не случайно выделил курсивом слово «всей». Н. И. Кареев и в самом деле не только полагал, что «абсолютное государство нового времени с неограниченной королевской властью во главе стремилось быть всем во всем»[177], но и был убежден, что оно, действительно, преуспело в этом стремлении. По словам историка, французская монархия того периода полностью соответствовала идеалу неограниченной власти, описанной Ж. Боденом[178].

Абсолютный характер власти французского короля, утверждал Н. И. Кареев, проявлялся в том, что «вся нация сосредоточивалась в его особе, и государство как бы воплощалось в личности государя»[179]. В афористичной форме такое положение вещей выражала известная фраза, якобы высказанная Людовиком XIV, «государство — это я». Хотя русский ученый и отмечал, что подлинность этих слов «подвергается сильному сомнению», тем не менее, считал, что они вполне соответствуют «некоторым собственным заявлениям Людовика XIV и в особенности всему его поведению»[180].

По словам Н. И. Кареева, в «сословной монархии», существовавшей до установления абсолютизма, «король делился в той или иной мере политическими правами с сословиями, представленными на государственных сеймах (во Франции роль таковых играли Генеральные штаты. — A.Ч.). Последние вотировали налоги, принимали участие в издании законов, наблюдали отчасти за действиями администрации, нередко даже выбирали королей»[181]. При абсолютизме же все эти функции перешли к монарху и подчиненному ему бюрократическому аппарату: «Королевская власть и бюрократия взяли на себя законодательную функцию государства, вполне устранивши общественные силы от какого бы то ни было участия в издании законов и в преобразовательной деятельности государства. То же самое произошло в области управления и суда, которые все более и более бюрократизировались»[182].

Согласно Н. И. Карееву, абсолютизму был присущ откровенно волюнтаристский характер управления, когда политические решения определялись исключительно «особенностями психики лиц», стоявших во главе государства, что вело к «противоречивости, непоследовательности или общей несуразности в ведении дел». В качестве «классического образца сумбурности» ученый приводил факт создания Людовиком XV системы тайной дипломатии («секрета короля»), действовавшей параллельно с официальной дипломатией. Ученый полагал, что в этом случае король руководствовался «циническим легкомыслием», внося «в управление государством одну путаницу» едва ли не для собственного развлечения[183].