Французская революция: история и мифы

Помимо непоколебимой приверженности к формационной схеме объяснения Французской революции, ещё одной характерной для советской историографии чертой было весьма подозрительное, а то и откровенно негативное отношение к любым попыткам критики «классической» интерпретации данного события. Долгое время подобный подход ассоциировался у отечественных историков, прежде всего, с консервативным направлением исторической науки. Резко нетерпимое отношение к нему советских исследователей было напрямую связано с их уверенностью в том, что за любыми расхождениями в оценке Революции скрываются идеологические разногласия, а те, в свою очередь, являются отражением классовой борьбы. «Начиная с Реставрации, — писал Н. М. Лукин, — и вплоть до наших дней не было, кажется, эпохи, когда классовая борьба не находила бы своего отражения в наиболее ярких работах по истории Великой революции, когда то или иное понимание этой революции не становилось бы орудием борьбы на идеологическом фронте»[384]. Соответственно, при такой постановке вопроса оппонент по научной полемике превращался в «классового врага», с которым надо не обсуждать дискуссионные проблемы, а бороться.

Эффективным средством этой борьбы стала своего рода «черная легенда» о консервативной историографии, получившая самое широкое распространение в среде советских специалистов по французской революции. Согласно этой «легенде», работы консервативных историков, в силу своей политической ангажированности, находятся за гранью науки и принадлежат скорее к жанру публицистики, нежели исторического исследования. Такой подход позволял вести «диалог» с оппонентами тоже в духе политического памфлета, не затрудняя себя анализом их аргументации.

В данном отношении весьма характерен пример оценки советскими исследователями научного наследия Ипполита Тэна, ведущего консервативного историка Франции конца XIX в. С 1917 по 1985 г. никто из них не удостоил его творчество даже статьей, тогда как во Франции за тот же период вышло более десятка монографий о нем[385]. Тем не менее, Тэна советские историки в своих работах о Революции упоминали достаточно часто, но, делая это, они словно соревновались, кто более хлестко «припечатает» его в чисто публицистическом стиле. Н. М. Лукин, например, называл Тэна «идолом французских реакционеров», а его сочинение (вслед за А. Оларом) — «злостной карикатурой на историю революции»[386]. Т. В. Милицина, автор соответствующего раздела в «каноническом» для советской историографии труде 1941 г., характеризовала книгу французского историка как «грубую карикатурную мазню» и «гнусный памфлет»[387]. Но, пожалуй, всех превзошел здесь А. З. Манфред, высказавшийся с присущей ему яркой образностью: «Крайне реакционное направление историографии, имевшее с 70-х годов[388] своим признанным главарём Ипполита Тэна, продолжало вести войну отравленными стрелами против Великой французской революции…»[389]

Крайне негативное отношение с ярко выраженным идеологическим подтекстом советские историки проявили и к оформившемуся в середине XX в. «ревизионистскому», или «критическому»[390] направлению западной историографии. Начавшаяся с конца 50-х годов в Англии и распространившаяся в 60-е годы на Францию, США и Германию «ревизия» фундаментальных постулатов «классического» видения Революции, характерного для историков либерального и социалистического толка, вызвала со стороны последних весьма негативную реакцию. Вспыхнувшая полемика имела ярко выраженную идеологическую окраску и велась в жестких тонах. Однако даже на этом фоне позиция советских историков, включившихся в дискуссию в середине 70-х годов, выделялась своей крайней нетерпимостью. Критику традиционного для марксистской историографии прочтения Французской революции они восприняли как посягательство на основы марксистского учения в целом, а за кулисами научного диспута увидели политический «заговор» против социалистического лагеря. «Стрелы, направленные против Французской революции XVIII в., целят дальше, — это стрелы и против Великой Октябрьской социалистической революции, могущественного Советского Союза, против мировой системы социализма, против рабочего и национально-освободительного движения, против всех демократических, прогрессивных сил, с которыми связано будущее человечества», — писал А. З. Манфред в журнале «Коммунист»[391], главном теоретическом органе ЦК КПСС, что подчеркивало идеологическую значимость сюжета.