Французская революция: история и мифы

Еще одна участница коллоквиума, Моник Котре, обратилась к вопросу о соотношении идей янсенизма и философии Просвещения, рассмотрев его на примере творчества Ж.-Ж. Руссо. Хорошо известно, что в 1762 г. проянсенистски настроенный Парламент Парижа фактически выступил заодно с Парижским архиепископом, осудив роман Руссо «Эмиль, или о Воспитании», хотя во всём остальном советники Парламента и высший клир занимали практически диаметрально противоположные позиции. Однако М. Котре убедительно показала, что янсенисты, официально порицая идеи Руссо как «новое пелагианство», на деле многое заимствовали из его учения. Например, критикуя судебную реформу канцлера Мопу, они широко использовали понятие «общественного договора», который якобы нарушило правительство[582]. Были близки янсенистским идеологам и взгляды Руссо на взаимоотношения духовной и светской властей, его апология патриархального общества и неприятие роскоши[583]. Не удивительно поэтому, что янсенисты активно применяли руссоистский дискурс в политических дискуссиях периода Французской революции. Правда, замечает М. Котре, это делали и сторонники, и противники Революции из числа янсенистов[584].

Американский исследователь Дэйл Ван Клэй поставил на коллоквиуме, казалось бы, парадоксальный вопрос — о религиозных (!) истоках Французской революции — и попытался установить преемственность между «янсенистской партией», составлявшей ядро антиправительственной оппозиции на протяжении большей части царствования Людовика XV, и «партией патриотов» — антиправительственной оппозицией кануна Революции.

На первый взгляд между двумя движениями было мало общего, поскольку в основе их конфликтов с властью лежали принципиально различные вопросы. «Янсенистская партия» сформировалась в начале XVIII в. для борьбы против признания во Франции буллы Unigenitus. Иначе говоря, конфликт, породивший эту оппозицию, носил, прежде всего, религиозный характер. «Партия патриотов» сложилась в ходе политического противостояния короны и парламентов, связанного с реформой Мопу. Однако, проанализировав содержание дебатов вокруг этой реформы в 1770–1775 гг., Ван Клэй пришел к выводу, что между двумя оппозиционными движениями существовала прямая преемственность. В «янсенистскую партию», отмечает он, входили далеко не одни только янсенисты, но также сторонники галликанства и парламентского конституционализма[585]. И когда наступление канцлера Мопу на традиционные судебные учреждения поставило под вопрос политические прерогативы парламентов, этот пестрый конгломерат оппозиционных элементов, закаленных в предшествующей борьбе с властями, составил основу новой оппозиции — «партии патриотов». Во главе памфлетной кампании против реформы Мопу — всего вышло около 500 антиправительственных сочинений — стоял, по мнению Ван Клэя, адвокат Ла Пэж (La Paige), горячий сторонник янсенизма, лично написавший не менее 20 памфлетов[586].

Кроме того, отмечает историк, «патриотические» публицисты 1770-х годов для характеристики конфликта между правительством и советниками парламента использовали ту же терминологию, которая ранее использовалась янсенистскими авторами при описании противоречий между епископатом и приходскими священниками. Ряд же «патриотических» памфлетов и вовсе был проникнут идеями фигуризма[587]. Всё это позволило американскому исследователю сделать вывод о решающей роли янсенизма в формировании антиправительственной оппозиции в период, непосредственно предшествовавший Революции[588].

Вместе с тем, факты, приведенные Д. Ван Клэем, говорят о необходимости очень осторожно подходить к оценке вклада янсенистов в дебаты 1770-х годов, не допуская его преувеличения. Так, из 80 изученных исследователем брошюр он смог определить как собственно янсенистские только 38, то есть меньше половины[589]. Впрочем, Ван Клэй и сам делал соответствующую оговорку: «Надо признать, что традиция борьбы и политического дискурса, которую можно назвать „янсенистско-патриотической“, не была единственной. Наряду с ней существовали и другие, с которыми она стала смешиваться задолго до 1789 г. Ни одна из них не дошла до Революции в чистом виде. Этот идеологический промискуитет, типичный для 1770-х и 1780-х годов, ещё больше усилился под влиянием кризиса Старого порядка в последние годы перед Революцией»[590].