Французская революция, Конституция

Результатом всего этого является то, что 15 ноября 1791 года мы видим, как друг Даммартен с подчиненными и под начальством генерала Шуази, с пехотой и кавалерией, с громыхающими впереди пушками, развернутыми знаменами, под гром труб и барабанов, с преднамеренно грозной демонстрацией военных сил вступает на улицу Кастль-Рок, направляясь к широким воротам Авиньонского замка. За ним на почтительном расстоянии идут три комиссара нового Национального собрания. Авиньон, повинуясь приказанию, во имя закона и Собрания широко распахивает свои ворота; Шуази с остальными, Даммартеном и "bons enfants", "славными ребятами из Бофремона", как называют этих давно знакомых бравых конституционных драгун, въезжают, встречаемые криками и Дождем цветов. Они приехали, на радость всем честным людям, на страх палачу Журдану и его разбойникам. Вскоре показывается усеянное вередами, распухшее медно-красное лицо Журдана; вооруженный саблей и четырьмя пистолетами, он пытается говорить грозно, однако обещает сдать замок тотчас же. Гренадеры Шуази вступают вместе с ним в замок. Они вздрагивают и останавливаются, проходя мимо Ледяной башни, так ужасен исходящий из нее запах, потом с диким ревом: "Смерть палачу!" - бросаются на Журдана, который едва успевает скрыться через потайные ходы.

Пусть же откроется тайна производившегося здесь правосудия! 130 мужчин, женщин и даже детей (ибо схваченные врасплох трепещущие матери не смогли оставить своих детей) грудами лежат в этой Ледяной башне и гниют среди разлагающейся массы, на ужас всему миру. Три дня продолжается грустная процедура выноса трупов наружу и опознания их среди воплей и возбуждения страстного южного народа, то коленопреклоненно молящегося, то бушующего в дикой ярости и сострадании. Затем происходит торжественное погребение с глухим барабанным боем и пением. Убитые покоятся теперь в освященной земле, в общей могиле реквиема, при всеобщем плаче.

А Журдан Coupe-tete? Мы видим его снова через день или два: он скачет по романтичнейшей холмистой стране Петрарки, яростно пришпоривая своего скакуна; молодой Лигонне, пылкий авиньонский юноша, с драгунами Шуази несется за ним по пятам. С такой вздувшейся мясной тушей вместо всадника ни одна лошадь не может выдержать состязания. Усталый конь, подгоняемый шпорами, плывет через речку Сорг, но останавливается на середине ее, на "chiaro fondo di Sorga", и не трогается с места, несмотря ни на какие шпоры! Молодой Лигонне подскакивает; меднолицый грозит и ревет, вытаскивает пистолет, может быть даже спускает курок, однако его схватывают за шиворот, привязывают к седлу, а ноги подтягивают под брюхо лошади и везут в Авиньон, где его с трудом удается спасти от растерзания на улицах.

Таковым оказывается пожар в Авиньоне и на юго-западе, когда он становится заметным. По этому поводу в Законодательном собрании и в "Обществе - Мать" происходят долгие и бурные споры о мерах, какие следует принять. "Амнистия!" - кричат красноречивый Верньо и все патриоты; чтобы покончить, если возможно, со всем этим, нужны взаимное прощение и раскаяние, восстановление и примирение. Предложение это в конце концов проходит; и вот огонь на юго-западе слегка заливается "амнистией" или забвением, которое, увы, не может быть ничем иным, как только воспоминанием, ибо река забвения Лета протекает не по земле! Не вешают даже Журдана: его освобождают, словно еще не созревшего для виселицы, и даже, как мы видим издалека, "его с триумфом проносят по южным городам". Чего только не носят на руках люди!

Бросив мимолетный взгляд на меднолицее чудовище, несомое по южным городам, мы должны покинуть этот край и предоставить ему тлеть. Здесь немало аристократов: старинное гордое дворянство еще не эмигрировало. В Арле имеется свое "Chiffonne" - так символически в шутку называют тайное сообщество аристократов. Арль со временем разберет свои мостовые на аристократические баррикады, против которых пламенному и решительному патриоту Ребекки[109] придется вести марсельцев с пушками. Железная балка еще не всплыла на волны Марсельской бухты, и пылкие потомки фокейцев еще не превратились в рабов. Разумными мерами и горячей настойчивостью Ребекки разбивает эту Chiffonne без кровопролития, исправляет арльскую мостовую и плавает в береговых лодках, наблюдая зорким оком патриота за подозрительными башнями Мартелле. Он совершает быстрые переходы по стране, один или с военными отрядами, переезжает из города в город, производит основательную расчистку19, где можно, убеждает, а где нужно, и сражается. Дела здесь много, даже лагерь Жалес кажется подозрительным, так что член Законодательного собрания Фоше после дебатов об этом предлагает послать комиссаров и устроить лагерь на равнине Бокера; неизвестно, был ли от этого какой результат или нет.