Читаем Французская революция, Конституция полностью

Сложенные и продаваемые в розницу газеты имеются во всех странах, но в журналистской среде, подобной французской, можно ожидать новых и весьма своеобразных видов их. Что скажет английский читатель о газете-плакате "Journal-Affiche", которая привлекает взгляд издалека всеми цветами спектра и которую может читать даже тот, у кого нет И полпенни на покупку настоящей газеты? Множество таких газет вывешивается в последующие месяцы, ведь общественные и частные патриотические собрания открываются в огромном количестве и могут собирать деньги по подписке; это листы, наклеенные листы, выставляемые для ловли того, что попадется! Даже правительство имеет свою намазанную клеем газету; Луве, занятый теперь новой "прелестной повестью", будет писать "Sentinelles" и расклеивать ее с успехом; а Бертран де Мольвиль, находясь в крайней нужде, попытается устроить это еще хитрее. Журналистика - это великая сила. Разве каждый способный редактор не является властителем мира, обладая возможностью убеждать его, властителем, хотя и самозваным, но санкционируемым количеством распродаваемых им номеров? Правда, публика имеет самый действенный способ низложить его: стоит только не покупать его газеты, и он умрет с голоду.

Не следует также слишком низко оценивать деятельность расклеивателей газет в Париже, их около шестидесяти человек, все вооружены шестами с перекладинами, ранцами, горшками с клейстером и снабжены даже жестяными бляхами, ведь они имеют разрешение муниципалитета. Это священная коллегия, собственно, глашатаи властителей мира, хотя в только зарождающейся и еще грубой эре они не почитаются как таковые. Они сделали стены Парижа поучающими, убеждающими благодаря постоянному притоку свежей периодики, которую мог читать всякий прохожий; плакаты-газеты, плакаты-пасквили, распоряжения муниципалитета, королевские манифесты и, кроме того, масса прочих обычных афиш - какой богатый материал, если только обращать на него внимание! Что за неслыханные вещи рассказывали эти стены в течение пяти лет! Но все это прошло, сегодняшний день поглотил вчерашний и сам в свою очередь поглощается завтрашним, как всегда бывает с произнесенным словом. Да и что такое литература, о ты, бессмертный писатель, как не слова, сохраненные лишь на некоторое время? Плакаты сохраняют их в течение одного дня, некоторые книги - в течение десяти лет, иные даже в течение трех тысяч лет, но что происходит потом? Потом, когда годы прошли, произведение умирает, и мир освобождается от него. О, если бы в слове человеческом, как и в самом человеке, не жил дух, который переживает слышимое, воплотившееся слово и стремится вечно к Богу или дьяволу, то зачем бы человек стал так беспокоиться из-за истинности или ложности его, если только не ради коммерческих соображений? Но разве вопрос, бессмертно ли слово и проживет ли оно половину или полторы человеческих жизни, не важен? Бессмертие, смертность... Великий Фриц прогнал однажды несколько беглецов обратно на поле сражения словами: "R -, wollt ihr ewig leben?" (Подлецы, жалкие подонки, разве вы хотите жить вечно?)

Таков новый способ делиться мыслями. Какое счастье, если у тебя есть чем поделиться! Но не следует пренебрегать при случае и старыми, более простыми способами. Палатку у королевского дворца убрали деспотические патрули - могут ли они так же убрать человеческие легкие? Мы видели Анаксагора-Шометта стоящим на тротуарных тумбах в то время, когда помощник редактора Тальен сидел за своей конторкой и работал. В каждом углу цивилизованного мира можно опрокинуть бочку, на которую влезет членораздельно говорящее двуногое существо. Даже при находчивости можно, за деньги или ласковое слово, достать переносные козлы или складной стул, которые перипатетический[29] оратор заберет в свои руки. Изгнанный в одном месте, он перейдет на другое, кротко сказав, подобно мудрецу Бианту: "Omnia mea mecum porto"[30].

Таким образом, журнализм говорит, разносится, расклеивается. Какая перемена с тех пор, как старик Метра гулял по этому самому Тюильрийскому саду в раззолоченной треуголке, держа газету перед носом или небрежно сложенной за спиной! "Метра-газетчик был достопримечательностью Парижа"22, и сам Людовик говорил: "Qu'en dit Metra" (как говорит Метра). Какая перемена с тех пор, как в Венеции первый газетный листок был продан за грош - gazza - и получил название Gazzete! Наш мир отличается плодовитостью!

Глава пятая. КЛУБЫ

Если сердце переполнено, то по тысяче причин и тысячью путями оно старается войти в общение с другими. Как сладостно и необходимо в таких случаях единение, потому что в единении душа мистически укрепляет душу! Вдумчивые германцы, по мнению некоторых, полагали, что энтузиазм в общем означает только чрезвычайную потребность в соединении с себе подобными, отсюда и произошло слово "Schwarmerey" или "Schwarming" (рой, толпа). Как бы то ни было, а разве мы не видим, как тлеющие, полупотухщие головни, сложенные вместе с другими, такими же, вспыхивают ярким белым пламенем?

Перейти на страницу:

Все книги серии История французской революции

Похожие книги