Против восставших выступили все свободные колонисты, независимо от цвета кожи. Освободившиеся рабы не имели ни малейших навыков военного дела и сначала постоянно терпели неудачи, но быстро учились, – и на их стороне было огромное численное преимущество. Хотя вождь инсургентов Букман погиб в одном из первых же боев, его место заняли другие чернокожие предводители. Восстание продолжалось, захватывая все новые территории. В итоге оно выльется в кровавую войну всех против всех, в которой белые, цветные, свободные чернокожие и бывшие рабы будут 13 лет сражаться друг против друга, пока, наконец, белое и цветное население Сан-Доминго не будет вырезано практически полностью. Тогда-то на месте прежде процветавшей колонии освободившиеся рабы и учредят собственное государство Гаити, до сих пор остающееся одним из самых бедных и неблагополучных в мире.
Бурная осень
Осенью 1791 года события в далеком, казалось бы, Сан-Доминго болезненно отозвались во Франции, вызвав нехватку колониальных продуктов, входивших в рацион многих горожан. Цены на сахар и кофе, производимые в этой колонии и оказавшиеся теперь в дефиците, резко пошли вверх, потянув за собой и цены на другие продовольственные товары. В городах вновь то и дело стали вспыхивать голодные бунты плебса, недовольного дороговизной.
Трудности со снабжением городов усугубила новая волна «жакерии», накрывшая сельские районы Франции. Движение началось еще летом 1791 года, однако после того, как Законодательное собрание подтвердило обязанность крестьян платить выкуп сеньорам за отмену поземельных повинностей, масштаб беспорядков многократно увеличился. Недовольные селяне разоряли замки, а порой расправлялись и с их хозяевами. Особенно громкую огласку получил инцидент с сеньором Полеймьё в департаменте Эн. Взбунтовавшиеся крестьяне не только разгромили его замок, но и убили самого сеньора. Его тело бросили в огонь, а затем… частично съели. Узнав об этом, депутаты Законодательного собрания уже привычно ужаснулись, но никого не наказали, так как убийцы попали под ранее объявленную амнистию. Марат же и вовсе похвалил в своей газете крестьян-каннибалов: мол, поделом сеньору. «Другу народа», похоже, вообще нравилось все то, что у других вызывало ужас и отвращение, – например, жестокие расправы восставших рабов Сан-Доминго над белыми колонистами.
Помимо общенациональных причин, массовые волнения в разных частях страны имели еще и свои, сугубо локальные. Так, в западных департаментах и на юге, в Севеннах, где позиции традиционной культуры были особенно сильны, крестьяне активно выступали против церковной реформы и гонений на неприсягнувших священников.
Наиболее же мощный резонанс осенью 1791 года получили трагические события в Авиньоне. Ранее эта область принадлежала римскому папе, хотя и была окружена со всех сторон французской территорией. 18 августа 1791 года собрание местных «патриотов» проголосовало за присоединение Авиньона к Франции. Участников собрания никто не выбирал, и они никого, кроме себя, не представляли, однако вооруженное и хорошо организованное меньшинство способно навязать свою волю безоружному и аморфному большинству. 21 августа «патриоты» силой изгнали прежний муниципалитет и учредили свой, революционный. Новые власти назначили военным комендантом Матьё Жува Журдана, личность весьма примечательную. Сын парижского ремесленника, он за свои 45 лет побывал и мясником, и солдатом, и бандитом, получил до Революции смертный приговор за уголовные преступления, но сумел выкрутиться. В июле 1789 года он стал «героем взятия Бастилии». Лично отрезав голову коменданту крепости, маркизу Делоне, Журдан заслужил прозвище Головорез и с гордостью его носил. Участвовал он и в кровавом инциденте в Версале ночью с 5 на 6 октября 1789 года, после чего покинул Париж и перебрался в Авиньон.