Французская революция

14 сентября, перед самым своим роспуском, Учредительное собрание приняло решение об аннексии Авиньона в соответствии с «желанием его народа». Впрочем, муниципалитет города не стал дожидаться прибытия из Парижа представителей центральной власти и по своей инициативе приступил к «революционным» мерам, а именно к изъятию ценностей из церквей. Это очень не понравилось населению. Оно отличалось большой набожностью, что для бывших подданных папы было совсем не удивительно. По городу поползли зловещие слухи о творимых революционерами святотатствах. 16 октября в Авиньоне начались массовые волнения. Пытавшийся успокоить горожан чиновник революционного муниципалитета Лекюйе был растерзан толпой. Журдан-Головорез прибыл с отрядом национальной гвардии на место преступления, когда собравшиеся уже почти рассеялись. Похватав без разбора тех, кого он счел виновным в смерти Лекюйе, в том числе женщин и стариков, Журдан отправил их в тюрьму папского дворца. Этим же вечером задержанных отдали на расправу молодым «патриотам» – 16-летнему сыну Лекюйе и его друзьям. Те всю ночь напролет, подкрепляя свои силы алкоголем, мучили и убивали пленников в башне Гласьер, выбрасывая трупы в ров. Заодно они прикончили и тех арестантов, которые находились в камерах по другим делам. Всего погибли 62 человека.

Известие о резне в Гласьер наделало много шума в Париже. Законодательное собрание ее осудило и постановило провести расследование. Марат же, напротив, и на этот раз с восторгом приветствовал «акт правосудия, который пришлось совершить авиньонским патриотам». В ходе расследования некоторых из убийц задержали, и какое-то время они провели под арестом, но уже в марте 1792 года их всех освободили от ответственности по очередной амнистии.

Эмиграция и контрреволюция

С первых же дней Революции те, кто не смог ее принять, начали покидать страну. Считается, что всего за революционное десятилетие за границу выехали около миллиона человек. Несмотря на то что революционная пропаганда неизменно изображала эмигрантов как дворян, готовых с оружием в руках сражаться за Старый порядок, или как бежавшее из страны неприсягнувшее духовенство, это было совершенно не так.

Значительная часть выехавших в те годы за рубеж спасалась от экономических неурядиц и страха перед революционным насилием. Они не собирались ни с кем сражаться, а лишь пытались обеспечить себе средства к существованию. Какая-то часть отправилась за океан – в Соединенные Штаты и Канаду, но большинство разъехалось по странам Европы, включая Россию. Позднее многие из них вернутся во Францию: кто-то еще во время Революции, кто-то уже при Наполеоне, а кто-то и вовсе после Реставрации. Подавляющее большинство эмигрантов принадлежало к третьему сословию, 25 % – к духовенству и лишь 17 % – к дворянству. Правда, в их числе оказались самые знатные семьи королевства, включая принцев крови. Поначалу отъезд за рубеж не представлял каких-либо сложностей: до второй половины 1791 года во Франции еще сохранялась свобода передвижения, а преступлением выезд за границу стали считать только в 1792 году.

Вместе с тем определенная часть эмигрантов все же не просто негативно относилась к Революции, но и готова была сражаться против нее с оружием в руках. Самой большой сложностью для ее противников как внутри страны, так и за рубежом было отсутствие единого лидера. Очень быстро стало понятно, что сам Людовик XVI сопротивление революционным преобразованиям не возглавит. Во-первых, король не подходил для этого по характеру: он не был харизматической личностью, способной быстро реагировать на вызовы времени и находить нестандартные решения. Во-вторых, он старался избегать прямых конфликтов со своими подданными, предпочитая компромиссы. К этому его побуждала история Английской революции, которую Людовик XVI хорошо знал. «Я не хочу, чтобы из-за меня погиб хотя бы один человек», – сказал он в июле 1789 года.

Такая позиция короля представляла для роялистов огромную проблему. Подписывая один за другим декреты Учредительного собрания, Людовик XVI за два года разрушил тот фундамент, на котором покоилась тысячелетняя французская монархия. Из короля Франции и Наварры он превратился в короля французов, причем не только по воле Бога, но и в силу принятых Учредительным собранием законов. Конституция 1791 года, признавая его особу священной и неприкосновенной, предусматривала возможность отречения короля от престола и замену наследника трона. Складывалась совершенно беспрецедентная ситуация: монарх раз за разом покорно соглашался с нарушением «нерушимых» законов французской монархии.